doska11.jpg



Яндекс.Метрика
Теория диалогического воспитания и обучения Теория и практика диалогического воспитания (книга) СОКРАТ. ЦЕЛИ ФИЛОСОФСКОГО ДИАЛОГА. СПОР СОКРАТА И СОФИСТОВ. ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКОЕ ОПИСАНИЕ И ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ ПОЛНОЦЕННОГО СОКРАТИЧЕСКОГО ДИАЛОГА.
СОКРАТ. ЦЕЛИ ФИЛОСОФСКОГО ДИАЛОГА. СПОР СОКРАТА И СОФИСТОВ. ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКОЕ ОПИСАНИЕ И ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ ПОЛНОЦЕННОГО СОКРАТИЧЕСКОГО ДИАЛОГА.

ГЛАВА 7.
СОКРАТ. ЦЕЛИ ФИЛОСОФСКОГО ДИАЛОГА. СПОР СОКРАТА И СОФИСТОВ. ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКОЕ ОПИСАНИЕ И ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ ПОЛНОЦЕННОГО СОКРАТИЧЕСКОГО ДИАЛОГА.
7.1. Лики Сократа;
7.2. Софисты;
7.3. Цели философского диалога. Спор Сократа и софистов;
7.4. Феноменологическое описание сократического диалога;
7.5. Психологическая модель сократического диалога.

 

К счастью, до нашего времени дошли источники (сочинения Ксенофонта и Аристотеля о Сократе, около 25 аутентичных произведений Платона), анализ которых позволяет дать феноменологическое описание, а затем построить психологическую модель сократических философско-мировоззренческих диалогов.
Еще раз подчеркнем, что анализ сократических диалогов интересен нам не только сам по себе, а в контексте поиска оптимальных форм организации воспитательной деятельности детей, поэтому, помимо содержания (темы) сократических диалогов, в первую очередь мы исследовали общий способ действий Сократа – как Сократ взаимодействовал с собеседником, а также – какие цели преследовал и каких результатов достигал.

7.1. Лики Сократа.
Однажды Будду спросили, во что нужно верить? Будда ответил: «В то, что знаешь». Сократ и Будда – современники. «Неосмысленная жизнь не стоит того, чтобы жить», – вторил Будде Сократ (цит. по: Гросс Р., 2004. С. 6). Главный, интегральный «продукт» любой общественно-политической системы, любого социального строя – человек. Как тут не согласиться с английским историком, одним из столпов цивилизационной парадигмы анализа исторического процесса, Арнольдом Джозефом Тойнби. Послушайте. «Самым прекрасным афинским творением за эти полстолетия (имеется в виду вторая половина V в. до н.э. – М.Т.) была не статуя, не здание, не пьеса, но душа – Сократ» (цит по: Гросс Р., 2004. С. 22).
Старцы из Оптиной пустыни учили: «Живи, как колесо кружи – одной точкой на земле, всеми помыслами в небе». Можно сказать, что Сократ указал современникам путь в небо. Сократ – первооткрыватель субстанциональности, первичности идей. Отцы ранней христианской церкви считали Сократа дохристианским святым, призывавшим заботиться о душе. Великий гуманист эпохи Возрождения Эразм Роттердамский (1469–1536) останавливал кровавое столкновение католиков и протестантов, взывая к «святому Сократу».
Полёт в Гиперуранию Сократа сродни путешествию в другое измерение. Гиперурания – прекрасный мир вечных, неизменных, абсолютных идей. По образу и подобию горнего мира идей создана хора – материя. Земная жизнь, материальное, изменчивое – лишь неверная, искажённая копия, слабая тень жизни истинной, жизни идей. Человеческая душа сопричастна Гиперурании. Попав в мир текучего, переменного, относительного, вещный мир, она только и ждёт возвращения домой, живёт тоскою и воспоминаниями об абсолютном Благе, абсолютной Любви, абсолютной Красоте. Познание есть анамнезис, воспоминание души о Гиперурании, о строгой иерархии надфизических, метафеноменальных сущностей – идей Блага, Бытия, Покоя, Подвижности, Тождественности, Различия… Философ стремится к смирению тела, познанию абсолюта, пылает платонической любовью к Гиперурании. Разум дан для умопостижения идей, умозрения сущностей, единого во многом, вечного в изменчивом.
В своей записной книжке весной 1845 г. Маркс сделал набросок «Тезисов о Фейербахе». «Все философы лишь объясняли мир, мы пришли, чтобы его изменить». Мысль не новая. Сократ тоже был философом «прямого действия». Не циником, не релятивистом, не умствующим эстетом. Сократ учил тому, во что верил. И жил так, как учил. И умер так, как учил.
В 399 г. до н.э. неправедный афинский суд за «непочитание местных богов, измышление новых богов, развращение и подстрекательство молодёжи» приговорил Сократа к смерти. Целый месяц Сократ ждал исполнения приговора. Друзья предлагали Сократу бежать, как в 30-х гг. V в. до н.э. бежал, при помощи Перикла, приговорённый к смерти учитель Сократа, Анаксагор. Сократ «испил свою чашу» яда цикуты до дна. Смерть Сократа стала символом свободного выбора между страшной участью – но на Родине – и жизнью политэмигранта-изгнанника, законом и беззаконием, между телом и душой, между мнением и истиной, между материей и идеей. Сократ умер так, как учил.
Сократ – аристократ духа, но совсем не аристократ по крови, происхождению. Сократ из «среднего» класса афинских граждан. Он родился в 469 г. до н.э. в семье камнетёса Софроникса и повитухи Финареты. Повзрослев, Сократ не раз сравнивал «ремесло философа» с ремёслами своих родителей. Находил много общего. В одном из диалогов Платона Сократ говорил: «Мой метод похож на работу отца и матери – извлечь наружу то, что внутри». Юность и расцвет Сократа совпали со взлётом Афинской морской державы при Перикле (пришёл к власти в 461 г. до н.э.) Во время бурного роста Афин Сократ в подмастерьях у отца (457–450 гг. до н.э.), затем в «подмастерьях», учениках у натурфилософов и софистов – Анаксагора, Архелая, Продика. В юности Сократ знакомится с супругой Перикла Аспазией, берёт у неё уроки риторики, за нерадивость получает от неё оплеухи. Слушает Парменида и Зенона. Занимается музыкой, геометрией, астрономией.
Период ученичества не был долгим. Сократ почти сразу «пошёл своим путём», сконцентрировался на этических, морально-нравственных и гносеологических проблемах, начал создавать собственную «философию жизни», точнее, философию для жизни. Этим Сократ, не желая того, ответил на чаяния масс «свободных» граждан «свободных» Афин, во время падения авторитета традиции, ломки привычных ценностей замкнутого полиса активно ищущих новые ориентиры, точки опоры, символы веры.
Не добиваясь славы, Сократ был обласкан ею, с честью, не изменив себе, выдержал испытание «медными трубами». К середине V в. до н.э. Афины стали столицей «цивилизованного мира», экономическим, военным, культурным центром Средиземноморья. Ещё раньше, в 40-х гг. V в., Сократ стал первым Философом Афин. В 435 г. до н.э. этот факт признал знаменитый софист Протагор, а в 442 г. до н.э. Дельфийский оракул изрёк: «Нет человека мудрее Сократа».
Человек с известностью Сократа, видимо, мог избежать военной службы. Не отличаясь богатырским сложением, «небольшого роста, скуластый, со вздёрнутым носом, толстыми губами, шишковатым лбом, он напоминал собою театральную маску» (Лосев А.Ф., Тахо-Годи А.А., 1993), Сократ неоднократно отличился в боях за Родину. В 441 г. Сократ проходил воинскую службу вместе со своим учителем Архелаем и драматургом Софоклом на острове Самос. В диалоге Платона «Пир» Алкивиад рассказывает о воинской доблести, проявленной Сократом в битве при Потидее (432 г. до н.э.) Сократ – участник и других сражений Пелопоннесской войны. В сражении при Делии (424 г. до н.э.) он спас жизнь Ксенофонту, с большим самообладанием, воодушевляя воинов, пробивался из окружения. В битве при Амфиполе (422 г. до н.э.) Сократ ещё раз доказал своё презрение к смерти, свою любовь к Афинам. А с каким знанием тонкостей ратного дела Сократ рассуждал о храбрости, мужестве с двумя видными военачальниками своего времени – Никием и Лахетом! (Диалог «Лахет»; цит. по: Платон, 1998. С. 223–225).
В наш политкорректный век «вялых», измельчавших, изверившихся людей Сократа наверняка бы причислили к радикалам. Сократ всегда бескомпромиссно шёл против мнения большинства, против «условных истин», пространных сентенций о том, как следует жить. Сократ был ярым критиком демократии и вместе с тем почитал законы, оставался верным гражданскому долгу и своему «императиву» – продолжать задавать очевидные вопросы, пока под их атакой все благоглупости, вся мещанская «премудрость» (вспомним салтыковского пескаря), не развеется в прах. В своей Апологии (защитной речи на суде) Сократ сравнивает себя с оводом, предупреждая афинян – «если вы сбросите этого «овода» с руки, то всю жизнь проведёте в спячке». Сократ жалеет людей, которые, открыв ошибочность своих прежних представлений, отказываются думать дальше, ополчаются против разума как такового. Вопросы Сократа – саднящая заноза, заставляющая людей учиться, размышлять, совершенствоваться в познании истины. Беседовать с Сократом совсем не просто. Беседовать с Сократом – «держать экзамен души, подводить итог жизни». Не каждому под силу выдержать эту «пытку». Даже Фридрих Ницше, не будучи, разумеется, очно знаком с Сократом, зябко, нервно поёживался от заочных встреч с ним. «Его голос проникает в глубины вашей души. Сократ учит вас, как слушать. Он заставляет испытывать острую тоску. Предчувствует упадок и забвение ценностей, падение добродетелей. От соприкосновения с ним ты уходишь более богатым, открытым, возможно, менее уверенным, но наполненным ощущением того, чему ещё нет названия» (цит по: Гросс Р., 2004. С. 53).
Сократ любит Афины до ненависти к их недостаткам. Он – самый суровый судья и обвинитель родного города и его жителей. Сократ рискует призывать озлобленных военными неудачами сограждан к гуманности по отношению к врагам-спартанцам. В 406 г. до н.э., заседая в афинском «Совете пятисот» («буле»), Сократ один борется против несправедливого приговора шести стратегам. Эти военачальники выиграли сражение при Аргинузских островах. Афинский флот разгромил тогда пелопоннессцев. Поднялась буря, афиняне не успели похоронить своих павших. Вернувшихся на родину триумфаторов сначала наградили за победу, потом, согласно закону, казнили за нарушение отечественных религиозных обычаев. Форма возобладала над сутью.
В 404 г. до н.э., когда Афины томились под властью Тридцати тиранов, по их постановлению Сократ должен был привезти с острова Саламина известного богача Леонта (тираны хотели, казнив Леонта, завладеть его имуществом). Из пяти человек, выбранных для выполнения этого тёмного дела, отказался только Сократ. Трудно приходилось Сократу, он не мог ужиться ни с тиранами, ни с демократией. Но что говорить о тиранах, когда Сократ не щадил даже самых лучших государственных деятелей Афин – Фемистокла, Кимона и самого Перикла. «Говорят, они возвеличили наш город, а что он раздулся в гнойную опухоль, того не замечают. А между тем они, прежние, набили город гаванями, верфями, стенами, податными взносами и прочим вздором, забыв о воздержанности и справедливости» (Диалог «Горгий»; цит. по: Избранные диалоги. Платон, 2004. С. 109). Истинный политический лидер, по Сократу, должен «не потакать желаниям, а давать им иное направление – когда убеждением, а когда и силой, так, чтобы граждане становились лучше». Эти золотые слова будто в назидание всем последующим «политическим элитам».
Многим досаждал Сократ. Его боялись. Его высмеивали, выдавали то за дурачка, то за шута, то за опасного вольнодумца. Аристофан в комедии «Облака», поставленной в 423, а по другим данным – в 434 г. до н.э., изобразил Сократа неадекватным, слепцом, ведущим слепых, учителем в некой подозрительной школе – «мыслильне», обманщиком и выдумщиком с «головой в облаках».
Сократ в высшей степени не буржуазен, не практичен. Он «не умеет жить». О неприхотливости Сократа ходили легенды. Софист Антифон как-то заметил, что «если бы раба заставили так жить, он непременно сбежал бы». Жена Сократа Ксантиппа (он женился в 429 г. до н.э.) нередко пилила, а то и поколачивала супруга за его бытовую беспомощность, за то, что при таком громком имени Сократ не мог удовлетворительно содержать её и троих детей.
Сократ – народен. Сократ – не сноб, не мнящее себя элитой ничтожество, не мизантроп. Сократ всегда был в гуще людей, он не уставал от бесконечных встреч, люди были интересны Сократу вне зависимости от их социального статуса, наличия денег, близости к власти. Особенно Сократ любил общаться с мастерами, достигшими в какой-либо отрасли человеческой деятельности подлинного совершенства, постигшими суть, идею какого-либо ремесла. Сократ говорил о вещах, близких простому человеку. О дружбе, о работе, о воспитании детей, о человеческом счастье, о любви, о красивом и безобразном… Любимое «место дислокации» Сократа в Афинах – перекрёсток всех афинских путей-дорожек, шумная рыночная площадь Агора. Здесь, на Агоре, Сократ подолгу беседует с торговцами и рыбаками, с крестьянами и ремесленниками, с женщинами лёгкого поведения и нищими, со стариками и юношами, с солдатами. За разговором Сократа можно застать и в гимнасии, и в палестре, и в мастерской обувщика Симона, который славился своими сандалиями на все Афины. (Совсем недавно, в ходе раскопок, проведённых на Агоре, археологи обнаружили чаши и гвозди с клеймом «Симон».) Сократ не только учил, но и сам учился у своих собеседников. Американский исследователь творчества Сократа Рональд Гросс отмечает, что «разговор Сократа был наполнен сведениями, почерпнутыми Сократом у гончаров, конюхов, ткачей, политиков, проституток» (Гросс Р., 2004).
Но всё-таки самым взыскательным и мудрым собеседником Сократа был, видимо, он сам, его внутренний человек, даймон – голос совести, звучащий в Сократе. «Познать себя», обрести гармонию с собой, не размениваться, не предавать себя, всё остальное образуется, приложится. Известный философ и историк Ханна Арендт писала: «Когда Сократ возвращался домой, он был не один, он был с самим собой. И вот с этим-то человеком он и должен был достичь согласия. Лучше быть в разладе со всем миром, чем с человеком, который всегда с вами, даже когда все другие вас покинут».

^ в начало



7.2. Софисты.
Софисты – самые глубокие идейно-мировоззренческие оппоненты Сократа. Софисты – «платные учителя мудрости», впервые взявшие деньги за обучение философии. В целом ряде диалогов Платона («Горгий», «Софист» и др.) Сократ полемизирует с софистами. Как и Сократ, софисты «искушённые эксперты знаний». Как и Сократа, софистов занимали проблемы жизни человека, проблемы общества, проблемы познания. Но Сократ и софисты – антиподы. Учение Сократа возникает и раскрывается на гранях: Сократ – натурфилософы, Сократ – традиция и мифология, Сократ – софисты. Мировоззренческий спор между Сократом и так называемыми «старшими» софистами – Протагором, Горгием, Продиком, Гиппием, Антифоном – красной нитью проходит через всю западноевропейскую культуру, он актуален и поныне. Но об этом позже, а сейчас поговорим о софистах как о социально-историческом и культурном феномене.
Демократия это власть народа. В современных Сократу и софистам Афинах, 10–15% населения, полноправные афинские граждане, в большей или меньшей степени, но участвовали в политической жизни, избирали, теоретически могли занять ту или иную государственную должность. Кроме того, афинское общество – рыночное общество. А на рынке важно показать «товар лицом», важнее казаться, чем быть. Если карьера человека зависит от успеха на выборах, а успех на рынке зависит от маркетинга товаров, то любой, алчущий власти или денег в рыночной рабовладельческой демократии, должен овладеть, как сейчас говорят, «технологиями» влияния на массы, технологиями убеждения людей в том, что он или его товар – «лучший выбор». Спрос рождает предложение. В Афинах возник устойчивый спрос на идеальный продукт особого рода, спрос на алгоритмы, способы манипуляции сознанием масс. По моей, возможно крамольной, версии, софисты и удовлетворяли этот спрос. Воспользуюсь нечестным, софистическим приёмчиком, применю закономерности одной исторической эпохи к другой. И скажу – софисты это политтехнологи древности. Софисты – специалисты по созданию спроса и «впариванию» залежалого товара. Софисты – адвокаты, пользующиеся словесным крючкотворством и несовершенством закона для «отмывания добела чёрного кобеля». Послушаем софиста Горгия из одноимённого диалога Платона. Вот его слова о риторике, мастерстве софиста. Риторика – «величайшее благо, она даёт людям как свободу, так равно и власть над другими людьми». Риторика – «способность убеждать словом и судей в суде, и советников в Совете, и народ в Народном собрании, да и во всяком ином собрании граждан. Владея такою силой, ты и врача будешь держать в рабстве, и учителя гимнастики, а что до нашего дельца, окажется, что он не для себя наживает деньги, а для другого – для тебя, владеющего словом и умением убеждать толпу». И дальше – «Знать существо дела красноречию нет никакой нужды, надо только отыскать какое-то средство убеждения, чтобы казаться невеждам большим знатоком, чем истинные знатоки» (Избранные диалоги. Платон, 2004. С. 25).
Софисты – гедонисты и эгоисты. «Кто хочет прожить жизнь правильно, должен давать полнейшую волю своим желаниям, а не подавлять их, и как бы ни были они необузданны, должен найти способность им служить (вот на что ему и мужество, и разум!), должен исполнять любое своё желание» (из диалога Платона «Горгий»). Прикрываясь ширмой «Человек есть мера всех вещей», под людьми они подразумевают только себя. За красивыми словами и эффектными позами софистов торчат уши страсти к наживе и власти. Польза для себя, любимого, успех любой ценой – кредо софистов. Софист – человек посюсторонний, земной. В советские времена софистов даже хвалили за их атеизм. Оттуда ещё никто не возвращался, значит, по мнению софистов, «живи настоящим», «живи, играй», правила для толпы, играй так, чтобы всегда выигрывать (Избранные диалоги. Платон, 2004. С. 25).
«Добро и зло, всё стало тенью». Софисты – релятивисты, для них нет ничего святого, ничего абсолютного. «Какими отдельные вещи предстают передо мной, таковы они для меня, какими перед тобой – таковы они для тебя». «Если тебе холодно, то дует холодный ветер, если нет – тёплый» (Диалог «Софист»; цит. по: Реале Дж., Антисери Д., 1994. С. 56). Ещё раз повторю коварный лозунг Протагора – «Человек есть мера всех вещей», как удобно, полезно в конкретный момент времени, так и действуй. Если нет ценностного неба над головой, если добро и зло относительны, то позволено всё. Софисты – теоретики имморализма. Гимн относительности они поют для оправдания и камуфлирования собственных неблаговидных деяний.
Софисты редуцируют человека до животного, общество до стада, а сами метят в погонщики, в пастухи. Софисты – сторонники «естественного отбора» среди людей, апологеты социального дарвинизма. Вот что говорит софист Калликл из диалога Платона «Горгий»: «Природа провозглашает, что это справедливо – когда лучший выше худшего и сильный выше слабого. Что это так – видно во всём и повсюду и у животных, и у людей – если взглянуть на города и народы в целом, – видно, что признак справедливости таков: сильный повелевает слабым и стоит выше слабого» (Избранные диалоги. Платон, 2004. С. 65). А раз так, софисты всегда на стороне, в их понимании, справедливого, то есть сильного.
Софисты готовы оправдать любой поступок власти, и они же первыми бегут с корабля власти, когда чувствуют, что он идёт ко дну. Софисты – политические прагматики, они тонко улавливают «политическую целесообразность» момента, держат нос по политическому ветру. Для Сократа любовь к родному полису, Афинам – этическая догма. Софисты – космополиты, бродяги, «кочевники», их родина там, где комфортнее, сытнее, безопаснее, ближе к кормушке. Софисты – «приводные ремни» афинской рабовладельческой демократии. По мнению Сократа, суть красноречия софистов в «угодничестве» перед властью, красноречие софистов – «это призрак одной из частей государственного искусства» (Диалог «Горгий»; цит. по: Избранные диалоги. Платон, 2004. С. 38). Власть нуждается в софистах, особенно в момент выборов, софисты подсказывают власти, как лучше выдать чёрное за белое, помогают воспроизвестись, управлять социумом, создавать миф о мудрой, заботящейся о народе власти. Софисты – творцы социальных химер, они инструмент «мягкого», незаметного для граждан насилия над их умами и душами. «Обманывающий поступает лучше того, кто не обманывает, а обманутый мудрее того, кто не обманут» (Диалог «Горгий»; цит. по: Реале Дж., Антисери Д., 1994. С. 59).

^ в начало



7.3. Цели философского диалога. Спор Сократа и софистов.
Наиболее ярко, рельефно основные типологические черты сократических диалогов выявляются в сопоставлении по контрасту с ценностями, риторической стратегией, манерой современников и оппонентов Сократа – философов-софистов. Диалог Платона «Горгий» специально посвящен описанию спора Сократа и софиста Горгия о предназначении философии и философствования.
Сущность позиций Сократа и Горгия в этом мировоззренческом по своему характеру споре, сущность разногласий сторон можно резюмировать в нескольких антитезах.
Для Сократа цель и высший смысл философского диалога в бескорыстном искании истины, в стремлении к истине, в совместном с собеседником постижении истины. Искусство ведения диалога состоит в гармонизации отношений с собеседником, в примирении разных голосов, в их согласии, во взаимном прощении и уступках друг другу ради взаимопонимания на пути к истине. В этом смысле философский диалог есть не что иное, как «благое», «конструктивное» красноречие, умение в беседе находить консенсус и истину, диалектика (от dialegomai – беседую).
Диаметрально противоположный взгляд на цели философствования активно, наступательно отстаивают софисты. Для Горгия философский диалог это, прежде всего, борьба антагонистов, непримиримый конфликт оппонентов, спор, эристика (от eridzo – спорю). В греческой мифологии спору покровительствовали две богини: Эрида благая, если спор направлен на согласие с собеседником и достижение истины, и Эрида злая, если цель спора – победа над собеседником. Софисты – апологеты злой Эриды. Для них философский диалог – борьба с другим, победа в этой борьбе, подавление собеседника, эффективное средство самоутверждения за счет другого человека, инструмент манипуляции сознанием другого.
Сократ рассматривал своих собеседников как партнеров, равноправных субъектов поиска истины. Ему бесконечно интересна душа, или, как сейчас говорят, личность человека, вступившего в диалог. Сократ старается помочь неискушённым собеседникам сформулировать и высказать свои мысли. Он старается понять, «каким типом ума» обладают собеседники. В зависимости от этого, Сократ подбирает оптимальные для того или иного конкретного человека темы и методы ведения дискуссии (диалог Платона «Федр»). С военачальником Лахетом Сократ полемизирует о природе мужества. Со старым школьным другом Лисием о дружбе. С юным, увлечённым математикой Теэтэтом – о познании. Глобальная философская парадигма Сократа в области гносеологии (теории познания) заключается в убеждении, что единая истина по-своему отражается, преломляется в каждой душе («каждая душа несет в себе истину»), «своя правда» есть в мнении любого человека.
Перефразируя известную пословицу, можно сказать, что, по Сократу, «одна душа хорошо, а две лучше», ибо только солидарные усилия людей по поиску правды способны привести к успеху. Помочь другому понять себя самого, понять другого, как себя самого, увидеть себя в другом, а другого в себе, всегда испытывать интерес к другому, испытать благодарность за откровенность другого – таковы «символы веры» Сократа, веры в другого человека как в цель собственной жизни. За свои убеждения Сократ прослыл среди современников «опасным чудаком», «ниспровергателем традиции», «врагом общественных устоев и порядка». Многие люди не могли поверить и простить, что для Сократа место его собеседника в социальной иерархии не имеет значения, что Сократ строит «кроткие», «без гордыни», «братские» (Н.Ф. Федоров) диалогические отношения со всеми людьми, невзирая на наличие у них денег и власти.
Расценивая его как непосредственную угрозу для себя, не умея понять, софисты первыми «бросили камень» в Сократа, обвинили его в «неискренности», «притворстве», «цинизме». Это не случайно, ведь значимость собеседника в глазах софистов была производной от того, что может «поиметь» софист в общении для себя лично. Так, для Горгия собеседник «рядоположен» любому предмету внешнего мира, уподоблен объекту неживой природы.
Впрочем, по большому счету, у софистов нет собеседников, ибо для софиста не существует другого значимого голоса, чем его собственный, не существует внутреннего мира другого человека, его ценностей, чувств, воли – его личности. Умаление личности собеседника, игнорирование ее проявляется в самой речевой манере софистов. Они не умеют вести диалог как обмен мнениями: перебивают, не отвечают на обращенные к ним вопросы, постоянно провоцируют собеседника, «подсказывают» выгодные рецепты решения проблем, утрируют, опошляют, высмеивают, совершают акты речевой агрессии, если и слушают, то точно не слышат. Только себя софист мнит «оратором», субъектом речи, «умным». Собеседник всегда всего лишь адресат, «пустота», которую софист заполняет собственным содержанием, пассивный объект для манипуляций, бессловесная «говорящая вещь».
Следующее фундаментальное противоречие Сократа и софистов, говоря языком научным, можно выразить так: онтологичность (абсолютность) речи Сократа против релятивизма (относительности) речи софистов. Переходя на обыденный язык описания этой антитезы, мы можем сказать, что для Сократа истина всегда одна, она абсолютна.
Речь, диалогическая позиция человека должна отражать его настоящее (не в угоду кому-то или чему-то) мнение об истине. Сократ восстает против лицемерия, приспособленчества в диалоге, сам всегда высказывает только то, во что верит. Речь Сократа правдива! Самым важным критерием «честной», «открытой» диалогической позиции, «гармоничной», «правдивой», «красивой» речи для Сократа выступает ее прямое и непосредственное отношение к истине. Сократу претят лукавство, недомолвки, «фигуры умолчания», недоговоренность, полуправда, словом, любое «камуфлирование» истины, любая «мимикрия» говорящего, любое приспособленчество.
Конечно, Сократ понимает – «сколько людей, столько и мнений», но, сколько бы ни было мнений, все они по поводу одного и того же – вечной, неизменной, единственной и абсолютной истины. Если допустить «множественность» истин, сосуществование многих истин по поводу одного и того же, люди просто не смогут общаться, понять друг друга, будут говорить о разном (разных истинах).
Софисты способны «покривить душой» ради выгоды, они полностью отрицают абсолютность истины. В противовес Сократу, истина в воззрениях софистов всегда релятивна (относительна). Одно и то же утверждение в одних условиях истинно, в других – ложно. Сколько людей, сколько борющихся интересов, «выгод», столько и истин. Для софистов истина заключена в извлечении пользы, в «использовании» окружения, в умении «вырвать кусок из горла» другого человека. Отсюда следует, что истинна та речь, та позиция в диалоге, которая сулит наибольшую «выгоду». Софист в диалоге «склоняет голову» перед «резонами», внешними обстоятельствами и условиями, с одной стороны приспосабливая их к себе, с другой – адаптируясь к ним. Сократ в диалоге правдив, Горгий в диалоге – демагог!
Последняя генеральная линия противостояния софистов и Сократа теснейшим образом связана с предыдущим противоречием: она в сущностно различных способах отыскания и обоснования истины, убеждения собеседников в своей правоте.
Речи софистов нельзя отказать в «формальной красоте», изяществе, логической изощренности и даже формально-логической правильности. В диалоге, прибегая к помощи формальной логики, рассудка, софист пытается развенчать позицию собеседника, найти слабое место не столько в его доводах, сколько в самой личности другого, чтобы затем, «потакая слабостям», «играть» на несовершенстве человека, добиваясь своего.
Открыто отрицая истинность речи и абсолютность истины, софисты доказывают свою точку зрения, апеллируя к эмоциям, предрассудкам, суевериям, заблуждениям, чувствам (часто преднамеренно низведенным до примитивных инстинктов), а не к разуму другого человека. Превыше всего софист ценит «сноровку, основанную на лжи» – способность в диалоге «воздействовать на аудиторию», манипулировать ею в сугубо личных интересах. Софисты поднаторели в «облапошивании», обмане собеседников. Эта цель, по мнению софистов, оправдывает все средства, для ее воплощения «все средства хороши». Все, кроме вдумчивого, разумного, содержательного анализа обсуждаемой проблемы и путей ее преодоления. Софисты – изобретатели софистики, сознательного применения в доказательствах неправильных доводов, всякого рода уловок, замаскированных внешней, формальной безукоризненностью. Говоря об отличии софистики от диалектики, В.И. Ленин писал, что гибкость понятий, применённая субъективно, равна софистике.
Возвращаясь к Сократу, мы можем утверждать, что для него существовал только один универсальный способ проверки собственного мнения на предмет соответствия истине, один способ убеждения собеседника – логос. В понятие «логос», по свидетельству Платона, Сократ вкладывал глубочайшим смысл. Логос – разум, отделяющий истинное от ложного. Логос – божественный разум, частицей которого наделена каждая душа. Логос позволяет не «окутывать», «скрывать» реальность, не «искажать» ее, но исследовать, осмысливать, структурировать, понимать. Логос – содержательная, истинная логика, диалектика.
Логос – «отождествление всего мыслительного и всего словесного». Логос – логические доводы, аналогии, сравнения, различения, обобщение, анализ, синтез, суждения, умозаключения, доказательства и вместе с тем – знак, символ, слово, речь, язык, мысль, идея, понятие. Диалогическая позиция Сократа – это система логически взаимосвязанных, взаимообусловленных высказываний, в которой «аргументы и доказательства скрещиваются, подталкивают друг друга, стремительно бегут перед вашими глазами, выбрасывая на ходу восхитительные блески антитез» (Лосев А.Ф., Тахо-Годи А.А., 1993).
В поисках вечной истины Сократ уповает на логос, разум собеседника и тем самым возвышает человека. В поисках сиюминутной выгоды софист унижает человека, опираясь на темную, хаотичную сторону его души, мешает разуму собеседника адекватно отразить реальность, истину.

^ в начало



7.4. Феноменологическое описание сократического диалога.
Сократический философский диалог состоял из нескольких диалектически взаимосвязанных этапов.
На первом этапе Сократ ставил перед собеседниками проблему, с одной стороны, взятую из их повседневной жизни, с другой – имеющую философское содержание. Такая проблема фиксировалась в виде вопроса относительно содержания того или иного абстрактного слова обыденного языка, например: что есть мудрость? храбрость? добродетель? благо? прекрасное? (диалоги Платона «Гиппий больший», «Лахет», «Парменид», «Критон»). Для ответа на эти вопросы собеседники Сократа должны были обобщить опыт, связанный в их сознании с абстрактным словом обыденного языка. Пытаясь стимулировать собственное размышление собеседников, «Сократ поглубже запрятывал свое знание предмета», «внешне казался ровней собеседнику», «притворялся несведущим».
На втором этапе сократического диалога собеседники Сократа решали поставленную проблему на актуальном для них уровне развития, «снимали» мировоззренческий вопрос, дав доступный их пониманию ответ.
Психологический смысл второго этапа заключался в том, что участники диалога проговаривали (объективировали, вербализировали) имеющиеся у них идеи относительно решения философско-мировоззренческой проблемы, искали средства, при помощи которых можно облечь эти идеи в слово, превратить свои мысли в совокупность высказываний. Создав дефиницию, определение того или иного термина – абстрактного слова обыденного языка, собеседники Сократа «успокаивались», «испытывали иллюзию знания», «иллюзию окончательного преодоления проблемы».
На третьем этапе философского диалога Сократ, выражаясь современным психологическим языком, создавал «зону ближайшего развития» (Л.С. Выготский) для своих собеседников, пользуясь для этого двумя основными методами – майевтикой и агоном (противопоставлением).
По Сократу, «душа не может достигнуть истины, если она не беременна ею». Исходным материалом для мировоззренческих диалогов Сократа всегда служит содержание сознания и души его собеседников. Однако в одиночку человек не в силах достичь истины. При «родах» истины человеческая душа «нуждается в помощи духовного повивального искусства» – майевтики. Описание майевтики (буквальный перевод – «родовспоможение») мы находим у Платона: «…теперь мое повивальное искусство во всем похоже на акушерское, оно заключается в том, чтобы правильно распознать и отделить фантазии и лживость в молодых душах от вещей здоровых и реальных». Есть у Сократа и такое суждение об особенностях его майевтики: «Я принимаю роды у мужей, а не жён, роды души, а не тела. По обычаю акушерок и я должен быть стерильным от знания. От меня люди ничего не получили, лишь у себя нашли нечто замечательное, что и произвели на свет, но я, помогая в этом деле, вознаграждён» (цит. по: Реале Дж., Антисери Д., 1994. С. 74). Прибегая к майевтике, Сократ ставил перед собой вполне конкретную педагогическую цель воспитания собеседников. Отправным пунктом майевтики Сократа было знаменитое «сократическое сомнение», и фразу «я знаю только то, что ничего не знаю» приписывают Сократу отнюдь не случайно.
С помощью острых, резких, зачастую раздражавших собеседников вопросов Сократ приводил участников диалога в замешательство, «лишал покоя», «злил», «заставлял думать». «Невежество собеседников показывалось как настоящее, а “невежество” Сократа оказывалось симуляцией для стимуляции диалога» (Р. Гросс). Мастерство и масштабность риторического дара проявлялись в том обстоятельстве, что, поразмыслив, собеседники не могли не признать справедливость сомнений Сократа, справедливость его вопросов. Иными словами, своими высказываниями Сократ создавал такой контекст, в котором его собеседнику становилась очевидной неполнота, ограниченность имеющихся у него философско-мировоззренческих представлений. Опровержение, приведение собеседника в замешательство – «elenchos» – было деструктивной составляющей метода Сократа. Посредством майевтики «достигался эффект очищения сознания» собеседника от «фальшивых самоочевидностей», «вредных иллюзий», «невежества». Эксплицируя, делая явным для партнера по диалогу несовершенство его собственной точки зрения, опровергая исходную познавательную позицию собеседника, Сократ создавал предпосылки для дальнейшего философского исследования. Платон писал об этом так: «Мы должны признать, что именно опровержение есть наиболее основательное очищение, кто не знал его благородного воздействия, даже если это великий царь, тот не стоит и упоминания». Полной диалектической противоположностью деструктивной составляющей майевтики являлось ее конструктивная, положительная часть. Абстрагируясь от деталей, можно сказать, что в самом общем виде конструктивный элемент майевтики заключался в создании Сократом по ходу диалога таких условий, в которых его собеседник вынужден был приводить разные характеристики, признаки обсуждаемого понятия к единому основанию, подводить частное (отдельные примеры) под общее понятие. Сократ так говорит об этой способности: «…охватив все общим взглядом, возводить к единой идее разрозненные явления, чтобы, определив каждое из них, сделать ясным предмет нашего поучения». Вторая способность Сократа, органично входящая в положительную майевтику – помочь собеседнику, «наоборот, разделять все на виды, на естественные составные части, стараясь при этом не раздробить ни один член, как дурные повара» (индукция) (Михальская А.К., 1996. С. 20– 23).
Прекрасный пример применения положительной майевтики мы можем найти в диалоге «Федр», когда Сократ применяет индукцию и дедукцию, анализируя собственное рассуждение о любви. Если Сократ замечал в ком-то «природную способность охватывать взглядом и единое, и множественное», то, по его собственному признанию, «гонялся за таким человеком по пятам, как за богом». Результатом применения конструктивного элемента майевтики было построение собеседником Сократа иерархии признаков, связанных с изучаемым понятием, обобщение опыта, с осознанным выделением логического основания (ведущего признака/признаков) собственной познавательной позиции.
Наряду с майевтикой, для активизации мышления своих собеседников, Сократ часто использовал принцип «сценического агона», заимствованный им у греческого театра. Агон (отсюда слова «антагонист»; «агония» – «борьба со смертью») означает противопоставление, состязание, такое же, как в аттической комедии, драматический спор, «борьба двух противоположных идей, которые защищают соперничающие стороны, причем борьба азартная, страстная» (Лосев А.Ф., Тахо-Годи А.А., 1993). Метод противопоставления состоял в том, что рядом с точкой зрения своего собеседника Сократ формулировал собственную позицию по обсуждаемой проблеме, позицию, безусловно, понятную оппоненту, но исходящую из иных, нежели у него, логики, ценностей, оснований. Во многих диалогах видно стремление Сократа сформировать несколько познавательных перспектив преодоления философско-мировоззренческой проблемы.
Диалоги Платона «Гиппий больший», «Протагор», «Горгий», «Менон», где главное действующее лицо – Сократ, построены в полном соответствии с принципом сценического агона (вспомните греческий театр – одна и та же ситуация представляется зрителю глазами «улыбающейся» и «плачущей» маски). В диалоге Платона «Пир», решая философскую проблему «что есть любовь?», собеседники (Федр, Павсаний, Эриксимах, Аристофан, Агафон, Сократ, Алкивиад) дают 7 различных определений любви. Наличие нескольких точек зрения в одной проблемной области неизбежно приводит их к обсуждению, согласованию, обобщению, отбору наиболее продуктивных тезисов, обогащает исходные представления людей.
В заключение позволю себе цитату из книги Т.В. Васильевой «Афинская школа философии» о сильных сторонах сократического диалога: «Собеседник перед тобой, ты можешь к нему приноровиться, снять недоумения по ходу беседы. Самостоятельное размышление врезается в память вашего оппонента, усваивается прочно, а самое главное, порождает в душе слушателя способность к внутреннему собеседованию с самим собой».

^ в начало



7.5. Психологическая модель полноценного сократического диалога.
Получив обобщенное феноменологическое представление о протекании классического сократического диалога, картину внешних признаков, описывающих философско-мировоззренческий диалог как форму совместной деятельности людей по постановке и построению вариантов преодоления философско-мировоззренческих проблем, мы можем перейти к построению психологической модели полноценного сократического диалога. В отличие от феноменологической картины, теоретическая модель отражает внутренние, существенные и необходимые характеристики сократического диалога. Структурно такая модель находится в отношениях изоморфизма (подобия) к способу развития классического философского диалога и состоит из трех основных этапов.
Первый этап – постановка философской проблемы. Философско-мировоззренческая проблема фиксируется в виде вопроса, принятого к обсуждению собеседниками в результате конвенции (договора). Как правило, философский вопрос направляет участников диалога на установление сферы смысла, значения по отношению к тому или иному термину философии, одновременно являющемуся абстрактным словом обыденного языка («добро», «время», «любовь», «красота» и т.д.).
С появлением, принятием собеседниками философского вопроса создается философская проблемная ситуация (ФПС). Согласно определению А.М. Матюшкина, «проблемная ситуация характеризует психическое состояние субъекта, возникающее при выполнении задания, требующего открытия нового знания» (Краткий психологический словарь, 1990. С. 293). «Открытие нового знания», преодоление проблемной ситуации обязательно должно «быть значимым для субъекта», «изменить его психическое состояние», «составить микроэтап в развитии».
Итак, психологическим условием возникновения ФПС является невозможность осуществления деятельности в плане простой репродукции. Решение философско-мировоззренческой проблемы предполагает, что участники диалога «совершат открытие» и переживут этот факт эмоционально, обязательно будут продуцировать, создавать новое для себя знание, выходить в гипотетическую сферу, на уровень предельно возможных обобщений.
Второй этап – решение философского вопроса на актуальном уровне развития участников диалога. На этом этапе в сознании каждого из участников диалога актуализируется часть опыта, субъективно связанная с изучаемой проблемой, актуализируются представления, относящиеся к абстрактному слову обыденного языка, появляются психологические предпосылки для перехода от смысловой к знаково-символической форме анализа ситуации. Кроме того – пока в индивидуальном порядке (внутренний или внешний монолог), – происходит обобщение участниками диалога собственных представлений (или других содержаний сознания), субъективно, психологически связанных с обсуждаемой темой. Такое обобщение приводит к выделению признака (признаков), иногда построению иерархии признаков, становящихся основанием точки зрения, познавательной позиции какого-либо партнера по общению.
Для участников философско-мировоззренческого диалога результат их собственной деятельности на втором этапе выступает как открытие (ага-реакция – «понял!», «эврика!»), в форме идеи, замысла, гипотезы, «откровения» о возможности разрешения философской проблемы. И как только «открытие» стало реальностью, сама ситуация сократического диалога как деятельности совместной, интерактивной, ставит перед человеком задачу коммуникации, передачи собеседнику новых идей и знаний. Теперь автор гипотезы ищет средства для экстериоризации своих представлений, мыслей, переживаний, придает им вербальную (словесную) форму, выносит в диалогическое пространство, старается сделать достоянием всех. Конструируя вербальные модели преодоления философско-мировоззренческой проблемы, партнеры по общению создают собственные определения, дефиниции обсуждаемого абстрактного слова. Эти оригинальные определения опосредствуют как совместный процесс философствования, так и философствование каждого познающего субъекта.
Экстериоризация, проговаривание собеседниками собственных познавательных позиций, философско-мировоззренческих представлений, внутреннего опыта, связанного с абстрактными словами обыденного языка, приводит к возникновению особой коммуникативно-знаковой среды, где во внешней, вербальной форме представлена, в зависимости от конкретных условий, одна или несколько несовпадающих точек зрения на способ преодоления философско-мировоззренческой проблемы. Еще раз подчеркнем ведущий отличительный признак второго этапа философско-мировоззренческого диалога – в созданной собеседниками коммуникативно-знаковой среде обязательно наличествует ответ на обсуждаемый вопрос. Философская проблемная ситуация перестает существовать для собеседников, найденный ответ их полностью удовлетворяет, не вызывает сомнений. Участники диалога пребывают в наивной уверенности, что решили проблему раз и навсегда, окончательно и бесповоротно.
Третий этап – самый важный, кульминационный этап философско-мировоззренческого диалога – состоит в воссоздании философско-мировоззренческой проблемной ситуации на новом, более сложном диалектическом витке-уровне. Ответ или ответы, появившиеся на втором этапе, подвергаются сомнению, критике, проблематизируются, из абсолютных превращаются всего лишь в версии. Ситуация теряет завершенность, вновь становится диалогически открытой, философско-мировоззренческий диалог обретает новый импульс, получает «второе дыхание».
Как следует из феноменологической характеристики полноценного философско-мировоззренческого диалога, на третьем этапе Сократ пользовался «агоном» и «майевтикой».
«Агон» – метод конфронтационный, выражаясь языком обыденным, агон не что иное, как спор, открытое столкновение позиций. Нам кажется, что наиболее адекватным психологическим термином, отражающим сущность явления, в значительной мере совпадающим по своему содержанию с греческим словом «агон» и обыденным словом «спор», является научный термин «социо-когнитивный конфликт», введенный в научный обиход представителем швейцарской школы генетической психологии, последователем Ж. Пиаже – А.-Н. Перре-Клермон. Условием возникновения социо-когнитивного конфликта является существование в одной проблемной области конкурирующих, (основанных на несовпадающих признаках) точек зрения относительно способов преодоления философско-мировоззренческой проблемы. Наличие нескольких опредмеченных, вербализированных (высказанных), развернутых из различных допущений, оснований, признаков познавательных перспектив с неизбежностью вызывает их сопоставление, координацию, стимулирует размышление.
Социо-когнитивный конфликт не случайно является психологическим термином-эквивалентом обыденному слову «спор». Спор относительно мировоззренческих проблем это всегда столкновение «социо». Философско-мировоззренческие представления человека «пристрастны», обусловлены социальной ситуацией развития, средой, референтной сферой субъекта (внутренне, субъективно представленными в каждом человеке людьми, на мнение, оценки которых он ориентируется). Вот почему спор в интересующей нас области – почти неизбежно борьба ценностей, глубинный конфликт «мироощущений», мировосприятий, социальных установок, нравственных выборов. Таким образом, сама возможность организации философско-мировоззренческого диалога вытекает из вполне очевидного факта: люди по-разному оценивают окружающий мир и свое место в нем. Другой ипостасью философско-мировоззренческого диалога, происходящего в форме агона, может быть конфликт когнитивный (познавательный). Нет собеседников, находящихся на одном уровне анализа проблемы. Знания, опыт, способы рассуждения, мыслительные приемы и операции, стоящие за той или иной точкой зрения, разнятся. Познавательный (когнитивный) конфликт это недопонимание, обязательно возникающее между более сведущим и менее осведомленным, «опытным» и «неопытным». По аналогии с социальным конфликтом мы можем сказать, что возможность организации философско-мировоззренческого диалога в форме агона вытекает из не менее тривиального факта – люди по-разному (на разном уровне сложности) понимают окружающий мир и свое место в нем.
Конечно, в реальной ситуации общения почти нельзя встретить агон, спор как чисто социальный или только когнитивный конфликт. Разделительная линия между социальной и когнитивной составляющими спора весьма условна.
Сократический диалог, осуществляющийся как агон, спор, в подавляющем большинстве случаев можно классифицировать именно как социо-когнитивный конфликт между собеседниками, имеющими разные точки зрения на способ преодоления философско-мировоззренческой проблемы. Участники такого диалога-спора знакомятся с содержанием конкурирующих познавательных позиций, распредмечивают и присваивают мнения оппонентов, интериоризируют сам процесс согласования противоречащих точек зрения, вместе устанавливают значение и расширяют сферу смысла обсуждаемого термина.
Дав психологическую характеристику агона как социо-когнитивного конфликта, перейдем к анализу другого метода (точнее, совокупности методов) организации сократического диалога – майевтики. Напомним, что феноменологический анализ сократического диалога выявил два основных вида майевтики: майевтику деструктивную (elenchos – «привести в замешательство»; «посеять сомнение») и майевтику конструктивную.
Логика реализации деструктивной майевтики жестко задает следующий психологический алгоритм организации взаимодействия с собеседником на третьем этапе сократического диалога. Как только собеседник преодолел философско-мировоззренческую проблему, экстериоризировал собственные представления, идеи, высказал их, дал ответ на обсуждаемый вопрос и потерял стимул к дальнейшему размышлению – необходимо сделать для собеседника очевидными неполноту, незавершенность, относительность его позиции. Конкретные формы деструктивной майевтики могут быть самыми разными: приведение примера, явно опровергающего точку зрения собеседника; изменение ракурса анализа проблемной ситуации; создание такого контекста, в котором собеседник сам способен фиксировать внутренние противоречия своей позиции; обращение внимания собеседника на противоречие его позиции реальным фактам; смена метафизического подхода к решению проблемы на диалектический и т.д.
Иными словами, действуя в логике деструктивной майевтики, ведущий (организатор философско-мировоззренческого диалога) сознательно или любой из участников беседы спонтанно, интуитивно приходит к выводу о необходимости:
· понять точку зрения собеседника;
· занять рефлексивную позицию по отношению к мнению собеседника;
· попытаться восстановить, реконструировать те личностные основания (установки, принципы, иерархию мотивов, мироощущение, мировосприятие и т.д.) и те способы размышления, рассуждения (то есть мыслительные действия, операции, сам процесс мышления, ход мыслей), которые привели оппонента к формированию и формулированию своей версии преодоления философско-мировоззренческой проблемы;
· критически проанализировать точку зрения собеседника. Постараться увидеть слабые места, «узость», ограниченность и противоречивость данного им варианта ответа на философско-мировоззренческий вопрос;
· разработать аргументацию, апеллируя к которой, можно поколебать уверенность собеседника в абсолютной истинности своей позиции или вообще опровергнуть заявленную собеседником точку зрения;
· найти оптимальную форму для трансляции некоторых аргументов собеседнику (критерием отбора таковых является способность оппонента воспринять эти доводы).
Надо помочь собеседнику занять рефлексивную позицию по отношению к собственной точке зрения, своему опыту, себе самому. Давая оценку, высказывая отношение к мнению собеседника, критикуя его, человек, применяющий деструктивную майевтику, «пристрастно отражает» точку зрения оппонента. Главное, что собеседник приобретает качественно своеобразную, новую возможность: увидеть проблему и предложенное им самим решение в пристрастном отражении, данном другим человеком, глазами другого, сквозь призму его опыта.
Результат применения деструктивной майевтики – воссоздание философско-мировоззренческой проблемной ситуации, мотивации к дальнейшему размышлению, понимание собеседником оснований собственной точки зрения, формирование способности к рефлексии! Использование агона и деструктивной майевтики приводит к практически тождественным результатам, но тем не менее оба метода организации сократического диалога обладают собственной спецификой: агон предполагает создание нескольких развернутых, автономных точек зрения в области одной философско-мировоззренческой проблемы; для деструктивной майевтики предметом совершенствования является высказанное мнение одного из собеседников, а средством – создание человеком, применяющим деструктивную майевтику, проблематизирующего контекста для точки зрения собеседника. Причем позиция самого субъекта деструктивной майевтики чаще всего лишь подразумевается, дана имплицитно (в скрытом виде, неявно), не раскрывается до конца, не формируется точно.
Задавая вопросы, не соглашаясь с высказанным мнением, критикуя его, субъект деструктивной майевтики как бы «ни на чем не настаивает», «ничего не предлагает взамен», способен менять направления критики вплоть до взаимоисключающих.
Лишенным конфликтного потенциала и более простым, нежели методы агона и деструктивной майевтики, нам представляется такой способ организации сократического диалога, как конструктивная, положительная майевтика. Суть положительной майевтики двойственна, амбивалентна. Положительная майевтика это диалектический подход к анализу вариантов преодоления философской проблемы, созданных на актуальном уровне развития участников сократического диалога. Если на втором этапе сократического диалога собеседник мог создать только «локальную», «частную», «узкую», «конкретную», со ссылками на отдельные примеры точку зрения, то положительная майевтика применялась в индуктивной форме. Не опровергая мнения собеседника, Сократ задавал вопросы, выводящие партнера по общению «за границы непосредственного опыта», требующие движения от конкретного к абстрактному, «возведения частного к общему», «восхождения от вида к роду», предельно возможного обобщения конкретных примеров, представлений, явлений и т.д.
Прямо противоположную логику действий организатора диалога можно назвать дедуктивной положительной майевтикой. В случае когда на втором этапе сократического диалога собеседник приходил к слишком «общему», «сложному», «оторванному от практики», «запутанному» определению содержания абстрактного слова обыденного языка, ведущий задает вопросы, требующие от собеседника аналитического подхода к своему мнению, «спуска» от рода к видам и разновидностям, разделения на более элементарные части и единицы.

^ в начало