doska10.jpg



Яндекс.Метрика
Теория диалогического воспитания и обучения РОЖДЕНИЕ ДИАЛОГА (книга о педагогическом общении) Глава 5. Проекты воспитательных, развивающих диалогов с подростками
Глава 5. Проекты воспитательных, развивающих диалогов с подростками
Индекс материала
Глава 5. Проекты воспитательных, развивающих диалогов с подростками
Проект диалога на тему «Подростковый возраст»
Проект диалога на тему «Труд»
Проект диалога на тему «Справедливость»
Все страницы

Не прячем голову в песок. Идём туда, где труднее всего. Для подтверждения реалистичности наших теоретических построений предлагаем три проекта. Три диалога с подростками на самые «рисковые», сложные темы: о подростковом возрасте, труде и справедливости.
Специально избегаем окончательной детализации. Читатели могут расставить акценты самостоятельно. Самостоятельно подобрать вопросы для обсуждения, привлечь дополнительный материал, обратиться к собственному опыту.
Каждый проект условно рассчитан на 2 диалога общей продолжительностью не менее полутора часов. Оптимальное количество участников диалога – 15–20 человек.


Проект диалога на тему «Подростковый возраст»

Название темы: «Подростковый возраст».
Адресат: подростки в возрасте 11–13 лет.

Проблемный (стимульный) текст

С ним что-то происходило
1
С ним явно что-то происходило. Ещё год назад он с нетерпением, радостным волнением ждал выходных. Ещё бы! После обеда с мамой, с папой, младшей сестрёнкой – в лес на про­гулку. Разговаривали по душам, пели, шутили, играли, жгли костёр.
Теперь всё изменилось. Только представьте. Надевать старые джинсы. С папой, с мамой, с младшей сестрёнкой тащиться через весь двор. Того и гляди ребята увидят.
Он пускался на всевозможные хитрости, искал любую уловку, чтобы избежать прогулки. Он возненавидел выходные.
2
Он ещё пребывал между сном и явью, но всем существом уже предчувствовал значитель­ность наступающего дня. Сегодня день рождения! Дверь в комнату тихонько приоткры­лась. На пороге – мама. С таинственным видом, не умея скрыть радостно-смущённую улыбку, достаёт из пакета подарок – новую шапку.
Он не ожидал такого удара. Ему стало жалко маму, жалко себя. Как же можно было ку­пить такой отстой? Позавтракал кое-как. В подъезде шапка-чудовище перекочевала в рюкзак.
Уроки тянулись как никогда медленно. Последний звонок прозвучал как команда «впе­рёд». Вот он уже за школой, у пруда. Мгновенно в шапке оказался кирпич, и с этим тяж­ким грузом, по высокой траектории, шапка устремилась к центру водоёма.
3
Любимая бабушка поскользнулась, упала. Поверх седых, но вьющихся и всё ещё краси­вых волос наложена тугая, нелепая повязка.
Внук страшно расстроился, едва сдержал слёзы, сам вызвался встретить бабушку. Так аккуратно, трепетно поддерживал её под ручку. Так нежно, трогательно успокаивал.
На скамейке возле их подъезда вальяжно развалилась целая компания – друзья-знако­мые, одноклассники. Неожиданно для себя он ускорил шаг, оставив бабушку. У дверей он обернулся и процедил сквозь зубы: «Ну что ты еле плетёшься».
С ним явно что-то происходило!


Представления детей

Беседа с подростками о подростках – захватывающее, не оставляющее равнодушным событие. Есть мотивация. Есть интерес. Есть от чего оттолкнуться. Под ногами твердь, точка опоры в виде достаточно простроенной «Я-концепции», наличествующей у значительной части ваших собеседников.
Уровень информированности современных подростков об особенностях своего возраста впечатляет. Слушая 11–13-летних, я не раз ловил себя на крамольной мысли – если абстрагироваться от грубоватой лексики, повышенной эмоциональности, постмодернистской небрежности, некогерентности отдельных суждений, то даже солидный учебник возрастной психологии немного по существу добавит к «автопортрету», написанному моими учениками.
Информационный поток, несущий нас и наших детей, всё уплотняется, спрессовывается, сгущается с каждым годом. «Заградительный огонь знаков» как никогда силён. Подросток подвергается воздействиям колоссальной интенсивности, благодаря, прежде всего, телевидению, в мельчайших подробностях осведомлён о таких вещах, которые для его сверстников дотелевизионной эпохи находились под жесточайшим табу. А интернет? А специализированные подростковые издания? А безответственность взрослых в общении с подростками, отсутствие такта, целомудренности, серьёзности, дистанции, понимания, что до срока не со всего следует срывать покровы умолчания, не всю изнанку следует выпячивать перед подростками, ведь они – дети?
Телевидение – катализатор акселерации, и, увы, примитивизации подростков. Телевидение активно формирует подростковую субкультуру. В свою очередь, подростковые поведенческие стандарты и стереотипы, подростковая мода и подростковый экстрим, легковесность суждений и лёгкость на подъём, подростковые взвинченность и максимализм, подростковые страхи и колебания, подростковая очарованность внешним и лихорадочное желание перемен, подростковый бунт против традиции в руках ушлых телеакадемиков быстро превращаются в «экспортный товар»; в притягательный образ «героя нашего времени», осуществляющий вторжение на чужую территорию, экспансию в пространство субкультур взрослых. Подростки сейчас в моде, с них негласно призывают брать пример серьёзные люди, как зеницу ока стерегущие командные посты в политике и экономике от поползновений потенциальных конкурентов. Слом традиционного уклада жизни нередко сопровождается инфантилизацией общества; образцом для подражания становятся подростки, молодежь, как наиболее приспособленные, мобильные. Этот факт ещё в середине прошлого века подметила американский социолог и психолог Маргарет Мид.
Даёт ли телевидение адекватную, объективную картину мира, доносит ли до подростков правду о них самих? По моему мнению, конечно, нет. Наше телевидение – пуля со смещённым центром тяжести. Если и зеркало, то кривое, выпукло-вогнутое зеркало из комнаты смеха. Важное – игнорируется, настоящее – утрируется и опошляется, второстепенное – раздувается до вселенских масштабов. Навязываются ложные цели, гремят трескучие дискуссии ни о чём, по всем канонам психологической войны проводятся спецоперации по постановке активных и пассивных помех на пути пытливой мысли юных.
И всё-таки тяга человека к самостоятельному осмыслению жизни, своего места в ней – неистребима. В референтную сферу подростка по-прежнему входят родители, бабушки, дедушки, друзья-сверстники. Возраст 11–13 лет – пик негативной фазы подросткового кризиса. Подросток отвоёвывает место под солнцем, через негативизм доказывает, что он уже не ребёнок, что тоже «право имеет». Влияние семьи в этот период несколько умаляется. Наиболее значимым становится общение со сверстниками, ведущей деятельностью – интимно-личностное общение (Д. Б. Эльконин).
Однако время вносит свои коррективы. По моим наблюдениям, постоянно растёт число детей, не вписывающихся в подростковые тусовки-общности, испытывающих затруднения в социализации. Такие дети не устраивают «бунт на корабле», справедливо считают семью первоочередным ресурсом собственного защищённого развития, фильтром, преградой на пути жёсткой социальной радиации, идущей извне. Такие дети прислушиваются к мнению близких взрослых, умеют ценить заботу.
С другой стороны, семья не может абстрагироваться от негативных последствий системного кризиса. Будучи, пусть это и банально звучит, «ячейкой общества», его «единицей», «каплей», отражающей всё, семья как важнейший социальный институт тяжело больна. Достаточно посмотреть на статистику. Всё меньше детей проживают не то что в больших семьях (где помимо родителей постоянно общаются с другими родственниками), но и в семьях нуклеарных, полных. Напротив, неуклонно увеличивается, на глазах превращается в устойчивое большинство количество детей, живущих в неполных, нестабильных, нетрадиционных семьях. А ведь семья один из основных источников социализации. По данным члена-корреспондента РАО А.В. Мудрика, до 25% семей в нашей стране не способны позитивно социализировать детей, а до 15% формируют правонарушителей. Что же касается целенаправленного воспитания, то его осуществляет относительно небольшой процент российских семей (по различным данным, разброс очень велик – от 20 до 60%).
Так или иначе, в тех семьях, где взрослые относятся к воспитанию подростков как к своей безусловной жизненной ценности, где достигается взаимопонимание между поколениями – родители становятся образцом для подражания, авторитетными источниками информации, закладывают фундаментальные ценностные ориентации, противостоят тлетворному влиянию массмедиа. В этих семьях учат детей критически, взвешенно воспринимать информацию, заботятся об интеллектуальном и эмоциональном развитии ребёнка, и, самое главное, сохраняют присущие для нашей культуры традиции, транслируют подрастающему поколению морально-нравственные нормы, в соответствии с которыми жили наши предки. Как правило, подростки из таких семей обладают иммунитетом, защитой против манипулятивных воздействий, наиболее трезво оценивают своё положение и свои перспективы в нашем обществе.
Мощным фактором, детерминирующим становление «Я-концепции», шире – знаний о подростковом возрасте вообще, является социальное сравнение. Давно известно, что для подростков свойственна своеобразная «поисковая активность», направленная на обнаружение, уточнение, повышение собственного социального статуса. Подростки ревностно следят за успехами друг друга, болезненно переживают неудачи, копируют алгоритмы успешных действий, постоянно соотносят себя со сверстниками и друзьями. Так возникает «дифференцирующий образ Я» (В.В. Столин) – знания о себе в сравнении с другими людьми, придающий индивиду ощущение собственной уникальности, обеспечивающий потребности в самоопределении, самореализации. Итак, подведём промежуточный итог. Знания подростков о подростковом возрасте, образ подросткового возраста в глазах подростов – есть сложный когнитивный комплекс, возникающий в результате стихийного синтеза, стихийной компиляции информации, идущей из СМИ; полученной от значимых, авторитетных для ребёнка людей из его референтной сферы (члены семьи, друзья-сверстники, учителя); извлечённой в процессе взаимодействия с окружающими, в ходе которого ребёнок получает обратную связь в виде социальных оценок; а также обретённой ребёнком в социальном сравнении, самоутверждении, поиске достойного места в обществе.
Актуальный уровень фактической компетенции младших подростков, актуальный уровень развития представлений, предпонятий детей 11–13 лет о подростковом возрасте мы изучали в специально спроектированных сократических диалогах на соответствующую тему. В 40 диалогах, проведённых в 2001–2004 гг., приняли участие не менее 450 испытуемых, учеников 5–7-х классов из школ г. Москвы и Московской области.
Обобщив часто повторяющиеся, типичные мысли, высказанные нашими собеседниками, сгруппировав отдельные тезисы и предположения детей, мы получили, на наш взгляд, достаточно достоверные эмпирические данные, проливающие свет на степень осознания, понимания современными подростками как самих себя, так и особенностей своего возраста.
1. В психолого-педагогической литературе мы не раз встречались с достаточно спорными и безапелляционными констатациями: самоотчёт, самоанализ свойственны нынешним подросткам далеко не в той мере, как раньше. Говорилось чуть ли не о «принципиальной нерефлексивности жизненной позиции» большинства наших юных современников, о «почти полном исчезновении подростковой интроспекции». Приводились доводы и аргументы – подростки не ведут дневников, прагматичны и рационалистичны, мечты считают пустой тратой времени, в литературных, классических произведениях с отвращением пропускают страницы о душевных сомнениях, терзаниях главных героев, даже если герои – их сверстники. В общем, бегут подростки от вечных вопросов, сопровождающих взросление, в зрелища, в «развлекалово». Взять, например, популярный у молодёжи рэп. Что в нём? Примитивный речитатив о не менее примитивных действиях. Наушники у каждого второго, не минуты без музыки. Лишь бы отвлечься, оторваться, оттянуться. Не остаться с самим собой наедине. Показуха, на уголовном, увы, модном сленге – «понты». Я-действующее, я-демонстрирующее «крутость» забивает, подавляет я-чувствующее, я-переживающее, я-познающее себя самоё. Надо выглядеть, надо казаться! Жизнь души – помеха, по боку её!
Что ж, первое впечатление может быть и таким. Но первое впечатление – обманчиво. Не ошибаются ли слишком суровые судьи – взрослые? Не поддаются ли на уловки подростков, по недомыслию, ложной стеснительности, желанию «пустить пыль в глаза», наконец, по неверию в искренность и бескорыстность людскую, лепящих себе защитный имидж «прожигателей жизни», прикидывающихся поверхностными, недалёкими, «дурачками»? Может, на самом деле «Ваньку валяют» подростки? Может, разочаровались во взрослых, небеспричинно, кстати, разочаровались, под покровом бравады скрывают, маскируют подспудную, но от этого не менее напряжённую работу души по созиданию мировоззрения, по приданию собственной жизни смысла? Если и уснули некоторые подростки, то их сон чутче, чем у взрослых. Если не менторствовать, не поучать сходу, а пытаться понять – достучитесь, разбудите, вам отворят. За наносным, за шелухой, за пеной узнаете самих себя, какими были лет 20–30 назад. Предстанет пред вашими очами всё тот же, знакомый по книгам и фильмам прошлых лет, по аутентичным воспоминаниям вашим не ребёнок, не взрослый, ранимый, на перепутье человек – подросток. С теми же улыбками, с теми же муками, только с другими песнями. Неизменно интересен, неизменно притягателен для подростков откровенный разговор о них самих.
2. Никто из наших собеседников, включая 11-летних, уже не считал себя детьми. Все были уверены – «мы – подростки». Ребята верно локализовали нижнюю границу подросткового возраста – 10–11 лет. Относительно верхней границы сильны разночтения, велик разброс мнений – от 15 до 25 лет. Встречались и крайне любопытные суждения о «вечных подростках», людях, так и не сумевших стать взрослыми.
3. Большинство (до 90%) подростков прекрасно чувствуют, да и, пожалуй, осознают «промежуточный», «переходный» характер своего возраста. Чаще всего, на вопрос – кто такой подросток? – отвечают: «Подросток это уже не ребёнок, но ещё и не взрослый».
4. Рассуждать о подростковом возрасте учащимся 5–7-х классов легче всего «от противного», по контрасту, сравнивая, сопоставляя с собой вчерашними – детьми и с собой потенциальными – взрослыми. Именно так, на границах, на переходах, в триаде «ребёнок – подросток – взрослый», именно под таким углом анализа подростки выявляют содержательные, существенные признаки своего переходного возраста.
5. Сравнение с ребёнком по разным, наглядным и существенным критериям особенно продуктивно, так как свежи воспоминания, «накалена» проблема, апогея достигает борьба с родителями и, одновременно, тоска по безмятежности детства.
6. По мнению наших респондентов, подросток отличается от ребёнка:

по возрасту («Подросток старше ребёнка, ему уже, как нам, лет по 11»);

по «педагогическому» критерию («Дети ходят в начальную школу или в детский сад, а подростки в среднюю или старшую школу»);

по внешнему виду («Сразу видно, где ребёнок, где подросток. Мальчики-подростки высокие. У девочек-подростков не детские платьица, а нормальная, модная одежда, украшения. У многих подростков тату и пирсинг. А у детей я такого никогда не видела. А посмотрите на причёску! Ребёнка оболванят, и ему всё равно. Подростки стараются модную стрижку сделать. Не будет же подросток, как ребёнок, косички заплетать»);

по анатомо-физиологическим особенностям. Наши собеседники тут так разоткровенничались, что, пожалуй, приведу лишь самое невинное высказывание («У мальчиков голос ломается, пробивается пушок, усики. У девочек грудь появляется, а дети – их не поймёшь, кто мальчик, кто девочка, только по одежде догадаешься»);

по сфере интересов, и на первом месте здесь – интерес к противоположному полу («Ребёнку что надо? Поел, поиграл, игрушку выпросил – и доволен. Ну, вот когда ребёнок в начальной школе учится, то много думает про учёбу, сильно переживает из-за оценок. Когда подростком становишься, то учёба уже не самое главное. Главное, чтобы… Понимаете? Не понимаете? Ну, с девочкой подружиться. А девчонки всё о мальчиках думают и разговаривают. Это очень важно. Ещё подростку обязательно надо друзей найти. С кем гулять, на дискотеку ходить, музыку слушать, и чтоб друзья тебя понимали»);

по степени свободы, понимаемой как отсутствие жёсткой опеки со стороны родителей («Ребёнку что говорят родители, что говорит учитель начальных классов, то он и делает. Если капризничает, то его наказывают. Ребёнка одного никуда не пускают. У подростка есть своё мнение. Он может дружить, с кем хочет. Родители должны прислушиваться к подростку, понимать его. Не надо родителям вмешиваться, какую музыку нам слушать, как одеваться. Учат, учат, учат. Никак не поймут, подросток – не ребёнок, не надо подростка к себе приковывать, на поводке за собой таскать. Мы сами хотим выбирать, выбирать то, что нравится нам, а не кому-то ещё. Подросток свободнее, чем ребёнок. Вот в чём разница»);

по степени ответственности («Ребёнок мало что понимает. С него маленький спрос. Что-то не так сделает, не он виноват, а родители. Подросток, к нему другое отношение, натворил – отвечай. Подросток больше сам думает, сам решения принимает. Подросток понимает, что делает. И за ошибки пора самому отвечать, а не прятаться за родителей»);

по уровню притязаний, по жизненным запросам («Подростку гораздо больше всего надо – и лучшего качества, чтобы не быть смешным. Надо добиться, чтобы друзья уважали, чтобы взрослые считались. Ребёнок мало думает, как он выглядит в глазах других людей. Ему ещё всё равно, богатые ли у него родители, могут ли купить нормальную одежду и где он сам будет работать, сколько денег конкретно зарабатывать и с кем он будет ходить»);

по самостоятельности («Отличие подростка от ребёнка в том, что подросток самостоятельнее»);

по знаниям, возможностям («Подростки долго уже учатся, знают гораздо больше. И про жизнь больше знают, лучше понимают жизнь. Каждый подросток уже чего-то достиг, уже что-то сам способен сделать. Ребёнка одного оставь, он заблудится, он во всём какой-то беспомощный. Подросток, если не дурак, может и денег заработать, да ещё побольше некоторых взрослых. Среди подростков встречаются настоящие программисты, их и солидные фирмы примут»);

по своеобразному «индексу проблемности», «лёгкости» или «тяжести» жизни («У ребёнка всё детство впереди. Беззаботно, нет таких напрягов. У ребёнка нет таких проблем, как у подростков. От подростков иногда даже родители зависят, у подростка много проблем. У детей почти нет настоящих трудностей. Вот почему каждый подросток в душе хочет побыть на месте ребёнка»).



7. Сопоставляя себя с взрослыми, подростки, конечно, тоже отдают дань бросающимся в глаза внешним признакам, наглядным критериям различий, таким как возраст, внешний вид, способы времяпровождения, манера поведения, но отнюдь не абсолютизируют их, не ограничиваются внешним, видимым, лежащим на поверхности. Удивительно, какие бы негативные примеры мы, взрослые, не подавали подросткам, но у подавляющего большинства 11–13-летних в целом складывается позитивный образ взрослого. Наши юные респонденты отзывались о взрослых с неким пиететом, в чём-то идеализировали представителей старшего поколения. Не растерять бы нам, взрослым, не промотать этот кредит доверия. По мнению большинства участников экспериментальных диалогов, взрослые дальновиднее, опытнее, образованнее, умнее подростков, лучше контролируют своё поведение, не столь подвержены эмоциям, чаще проявляют выдержку и волю. («Взрослые всё-таки лучше приспособлены к жизни, чем мы, у них больше опыта и знаний, они побывали в разных ситуациях, они знают жизнь». «Взрослые уверенно себя чувствуют, взрослые – сильные, у них есть сила воли, взрослые не дёргаются по пустякам, знают, чего хотят и как этого добиться – настоящие взрослые».) Среди наших собеседников всегда находились и самоуверенные подростки, категорически не разделявшие мнение о превосходстве взрослых. Но такие ребята оказывались в явном меньшинстве и, в конце концов, терпели сокрушительное поражение.
Теперь о самой яркой, красноречивой примете нашего «экономикоцентрированного», меркантильно-прагматичного времени. Большинство (75–85%) участников диалога заявляли: «Взрослые работают, сами зарабатывают, сами распоряжаются деньгами». Именно в этом обстоятельстве подростки усматривают своё решающее отличие от взрослых. Деньги, деньги, деньги. Экономическая состоятельность и независимость. На все лады, во всевозможных формах и обличиях, в самых разных редакциях и вариациях повторялась, воспроизводилась нехитрая мысль – у взрослых есть деньги, у подростков – нет, взрослые содержат подростков, поэтому подростки попадают в зависимость, обладают лишь ограниченной свободой. Своеобразный комплекс, «пунктик», сверхакцентуация подростковой аудитории на сугубо материальном аспекте взаимоотношений со взрослыми – печальная данность дня сегодняшнего, правило, а не исключение. Не радость от хорошо выполненной работы, не профессионализм, не созидательный труд, не даже банальное, брутальное зарабатывание, а деньги как таковые, как превратно понятое мерило жизненных благ, свободы и независимости – влекут, манят, соблазняют значительную часть наших юных сограждан.
Следующим в рейтинге отличий подростков от взрослых стала семейная, в особо «тяжких» случаях и сексуальная жизнь последних. Тема появлялась на горизонте как-то исподволь, сама собой, начиналась легко и непринуждённо («Мы, подростки, с родителями живём, а взрослые отдельно стараются жить, когда женятся или замуж выходят»). Закончиться могло чем угодно. Самыми пикантными деталями, вгонявшими в краску, повергавшими в шок и трепет наивного, целомудренного взрослого, проводящего занятие. Чего только не услышишь! Подростки не сдерживали эмоций, не скупились на хлёсткие фразы, выдвигали родителям и всему человечеству претензию за претензией, ультиматум за ультиматумом («Взрослые зря считают нас детьми, думают, что мы ничего не понимаем. Почему это взрослому можно иметь сексуального партнёра, а нам нет? Я не хочу, чтобы в мою жизнь все совали свой нос. Хуже нет, когда говорят – с этим ходи, а с этим нет, и смотри не вздумай целоваться. Они, что же, решили, что если денег дают, то могут за меня выбирать, любить ли мне кого-нибудь или нет и как любить»).
Но не так всё безнадёжно! Белая и чёрная зависть подростков к качественно иному, чем у них, материальному статусу, к иной степени свободы личной жизни взрослых всё-таки уравновешивается, нивелируется осознанием тривиального факта – жизнь взрослых не сахар. Оборотной диалектической стороной взрослой жизни являются заботы и проблемы, тяготы и печали, тяжкий груз ответственности, лежащий на плечах старших. Не стоит в запальчивости вешать ярлыки, обвинять молодое поколение в чёрствости и тотальном эгоизме. Многие подростки видят, как нам непросто, проявляют сочувствие и сострадание, проникновенно и очень по-доброму жалеют родителей, близких, взрослых вообще («Моя прабабушка всю войну прошла, а какую ей пенсию дали? За что её так унизили? Она ничего без нас не съест, просит, чтобы ей лекарство подешевле покупали. Она потом всю жизнь работала, и в Сибири, и на заводе. Я бы так не смогла. Закрою глаза, представлю – не смогла бы я так. Очень у взрослых тяжёлая жизнь. Родители мои на двух работах каждый, и то не могут нас с братом и прабабушкой нормально обеспечить. Отец только и думает, где взять денег»). Несмотря на все прелести взрослой жизни, которые мерещатся воображению подростков, по данным психологов и социологов, до 70% детей подросткового возраста боятся взрослеть, лицом к лицу столкнуться с суровой реальностью.
Завершая панораму типичных для восприятия подростков отличий от взрослых, нельзя не упомянуть о теме социального импринтинга, социального образа подростка и взрослого человека. Хорошо известно, как обескураживает, обижает, злит подростка снисходительное, недоверчивое отношение окружающих, хорошо известно, на какие жертвы способен подросток, чтобы выглядеть, казаться взрослее («Взрослые отличаются от подростков тем, что ко взрослым все серьёзно относятся. Возьмём самого тупого взрослого, его слушают. Никто ему не скажет прямо – ты дурак. Возьмём самого умного подростка, он захочет что-то сказать, а на него посмотрят, ухмыльнутся и подумают, куда ты, сопляк, лезешь. А всё почему, просто он не выглядит взрослым. Несправедливо получается»).
8. Подростковый возраст пережить – не поле перейти. Подростковый возраст – трудный возраст. Набившая оскомину фраза для подавляющего большинства наших собеседников не просто расхожий штамп, а «избранное место» из собственного опыта, осознанный вывод, переросший в убеждение. Бывает и так, некоторые подростки похрабрятся для приличия, мол, возраст как возраст, ничего особенного, а потом под шквалом доказательств сникают, соглашаются – трудный возраст.
Причин, обуславливающих особую, эксклюзивную «трудность», называют десятки, но традиционно в число причин-лидеров попадают: отсутствие должного интереса и понимания со стороны взрослых и сверстников; безразличие, агрессивность окружения; игнорирование, умаление личных особенностей подростка; грубое вмешательство в личную жизнь; навязывание чуждых целей и интересов; гиперопека и понукание; нестабильность эмоционального состояния; отсутствие средств, возможностей для самореализации; проблемы в общении со сверстниками, лицами противоположного пола; усталость, апатия, страх перед будущим; предательство друзей; незанятость и неприкаянность; проблемы с учёбой. Как из рога изобилия сыплются пересказы сцен насилия и запредельной жестокости в подростковой среде, живописуются войны между подростковыми группировками, подростковые преступность и наркомания, алкоголизм и проституция. Излюбленное в СМИ смакование ужасов прорастает в сознании наших детей ядовитыми всходами разочарования в людях. К сожалению, тенденциозная, однобокая подача информации дезориентирует значительную часть подростков. Эфир заполнили преступления без наказаний, демонстрация следов болезни без указания на ее причины и ее виновников – болезнетворных микробов алчности, распущенности и вседозволенности, тупики без выхода, тьма без света. А не вы ли, господа хорошие, жизнью, скроенной по псевдодемократическим лекалам, обрекаете подростков на прозябание и саморазрушение, толкаете в скинхеды и ксенофобы, провоцируете асоциальное поведение? Так или иначе, чувствуя боль, разлитую в нашем мире, подростки редко видят социальную подоплеку страданий и преступлений.
9. «Танцуй, пока молодой, мальчик». «Живи настоящим». В каждой группе учащихся находились подростки, исповедовавшие крайний гедонизм, точнее, особый «подростковый гедонизм», заключающийся в убеждении – подростковый возраст, молодость – время не знающих укорота развлечений, буйных наслаждений – и только («Когда станем взрослыми, будем загружаться. А сейчас чего париться? Для чего человеку молодость дана? Чтобы было что вспомнить. Как классно время проводили, как кайфы ловили, как адреналин в чан шибал. Подростковый возраст нужен, чтобы человек хоть раз в жизни испытал настоящий драйв»).
10. Психологически безупречно, почти по Д.Б. Эльконину, оценивали особенности подросткового возраста, угадывали его содержание, центральное противоречие около 20% наших собеседников («Главное в подростковом возрасте, что ты хочешь быть взрослым, у тебя желания, запросы, как у взрослого, но в тебе много детского, ты не можешь себя содержать, надо учиться, ты зависишь от взрослых, не готов ещё к самостоятельности. Много слабостей, много детского. Хочешь быть взрослым, а не можешь им быть. Вот и ругаешь себя, вот и психуешь»).

Цель и основные направления дискуссии

Хроника пикирующего времени. Цель диалога – решить вместе с подростками задачу на сложение в два действия. Условия задачи. Первое слагаемое – разумно-рефлексивное исследование. Второе слагаемое – эмоционально-интуитивная работа души. Третье слагаемое – в нас и через нас являющее себя трансцендентное – деятельность духа или объективных законов материального мира (кто во что верит). Подсказка: в результате сложения интеллектуального, душевного и духовного в сумме мы должны получить цельное, динамичное изображение подростка в контексте нашего времени.
Ещё метафора. Превратитесь в экипаж «Наутилуса». Погружайтесь и всплывайте. Ведите судовой журнал субмарины. Изучайте поверхностные и придонные слои Океана Противоречий подросткового возраста. Противоречий, порождённых неравномерностью, рассогласованием трёх линий развития. «Половое созревание начинается и завершается раньше, чем наступает окончание общеорганического развития подростка, и раньше, чем подросток достигает окончательной ступени своего социо-культурного формирования» (Л.С. Выготский). Противоречий между высочайшим уровнем притязаний, между недостижимым образом «нормального» подростка, диктуемым СМИ, и весьма скромными для подавляющего большинства подростков, конкретно-историческими, объективно наличествующими условиями для самореализации. Противоречий между духовным и материальным. Между трепещуще детским и пугающе взрослым в каждом подростке. Между стремлением к свободе и стремлением к патронажу со стороны сильных. Противоречий между «Оно» и «Сверх-Я». Противоречий между «я» и «они». Противоречий между отцами и детьми. Быть и иметь. Иметь и казаться. Словом, возраст «нормальной патологии» – подростковый возраст изобилует противоречиями. Любое из них можно сделать предметом отдельного разговора. Как выбрать из стольких заманчивых альтернатив? Мои индикаторы – интерес аудитории и воспитательная значимость, мировоззренческая заострённость той или иной темы.
Например, говоря с подростками о подростках, я неизменно делаю акцент на специфической подростковой проблеме, подмеченной ещё в классической литературе, но до сих пор насущной, кричаще актуальной. Выдающиеся писатели – Л.Н. Толстой, Ф.М. Достоевский, поэт Сергей Есенин, а из наших современников – экстравагантный Э.В. Савенко (Эдуард Лимонов) с запоздалым раскаянием вспоминая своё отрочество, задавались одними и теми же сакраментальными вопросами. Почему подросток зачастую действует по порочному принципу «бей своих, чтобы чужие боялись»? Почему так часто ни в грош не ставит близких, любящих его людей и на этом фоне расстилается, лебезит, «низкопоклонствует» перед людьми чужими? Как в песне А. Дольского: «Кто-то уйдёт, кто-то вернётся, / Кто-то простит, кто-то осудит…, / Меньше всего любви достаётся / Нашим самым любимым людям». Почему подросток за имидж «крутого» в глазах сверстников, не задумываясь, платит ценой игнорирования, унижения родителей? Почему, ведя бескомпромиссную борьбу за освобождение от родительской опеки, тут же попадает в рабскую зависимость, в плен досужих оценок, мнения толпы.
Я стараюсь поставить подобные вопросы в повестку дня, сделать их обсуждение квинтэссенцией диалога. Вывести злободневную, очевидную для меня «мораль» – цени ближних, люби их, пока они рядом, пока есть такая возможность, ибо жизнь человеческая скоротечна. «Люби его, пока он живой». Если с родителями не построишь отношений на началах добра, искренности, доверительности, взаимного уважения, преданности, большой человеческой дружбы, то не построишь ни с кем. Если ближних не любишь, то не любишь никого, и тебя никто не полюбит.
Но обо всём по порядку. Для начала вам необходимо создать проблемную ситуацию, актуализировать в сознании ваших собеседников когнитивные и эмоциональные ресурсы (смыслы, значения, знания, чувства), связанные со словом «подросток», со словосочетанием «подростковый возраст». Помните, ключевые в нашем случае слова «подросток», «подростковый возраст» должны исходить не от ведущего диалог взрослого. Как этого добиться? В моём арсенале есть два, не дающих осечек, беспроигрышных варианта.
Вариант первый. Прочитайте текст не менее двух раз. Спросите – сколько лет, по-вашему, главному герою? – или – как вы думаете, речь идёт о вашем ровеснике? Попросите обосновать ответы. Опыт подсказывает, что среди них обязательно, как чёртик из табакерки, выскочит: «Главный герой – подросток».
Вариант второй. Как видите, стимульный текст состоит из трёх новелл, объединенных единым рефреном – «с ним что-то происходило». Вот и полюбопытствуйте, а что именно происходило с главным героем? Наверное, он просто вышел из безмятежной поры жизни, называемой детством, но и взрослым ещё явно не стал. Так кто же он? Гарантирую, кто-то из ребят непременно скажет – подросток.
Хороший эффект даёт последовательная реализация или комбинирование первого и второго вариантов («А сколько, по-вашему, лет главному герою и что с ним, собственно, происходило?»). А дальше снежная лавина. Произнесённое вслух «подросток» спровоцирует её сход, вызовет ассоциации, натолкнёт на размышление, позволит выявить спонтанные представления, предпонятия подростков о подростках. Наводите фокус на версию «подросток», вцепляйтесь в неё мёртвой хваткой, не упускайте из виду.
Если вы избрали первый вариант, попробуйте локализовать подростковый возраст во времени («Подростковый возраст когда, во сколько лет начинается, а заканчивается?»). Тут может состояться минидискуссия, следите за доводами, вдруг среди мотивировок блеснёт что-то достойное внимания. Если второй – есть свои плюсы. Ребята скорее осознают переходный характер подросткового возраста, короче окажется дистанция до продуктивного сравнения – подростка и ребёнка, подростка и взрослого.
В общем, как только проблемная ситуация обретёт свою плоть, не снижая темпа берите быка за рога («Кто такой подросток, в чём особенности подросткового возраста?»). Если этот вопрос вызовет затруднения, вернитесь на шаг назад («Чем подросток отличается от ребёнка, а от взрослого?»).
Экстериоризация, вербализация, проговаривание спонтанно сложившихся представлений о подростках и подростковом возрасте – вот в чём состоит психологический смысл текущего этапа диалога. Вы должны услышать от ребят ответы, пусть неправильные, несовершенные, те ответы, которые способны дать учащиеся «здесь и сейчас», без вашей помощи и подсказки. Дайте время подумать, устройте блиц-конференцию, фронтальный опрос среди желающих высказаться, предложите закончить предложение: подросток – это… или подростковый возраст – это... Не присваивайте полностью рефлексивную функцию, делитесь ею с ребятами. На доске фиксируйте результаты мышления, признаки подросткового возраста – внутренние и внешние, существенные и несущественные, случайные и необходимые. Старайтесь, чтобы ваши собеседники работали над упорядочиванием информации, над систематизацией, обобщением, иерархизацией признаков подросткового возраста. Прячьте собственную компетентность, вопрошайте, сейте сомнения, применяйте знаменитые сократические методы – позитивную и деструктивную майевтику, агон. Следите за «разностью потенциалов», за несовпадением, неконгруэнтностью позиций тех или иных участников диалога, вбивайте клин, усиливайте когнитивный и ценностный диссонанс, провоцируйте спор, будите воображение, заставляйте думать. Итог не заставит себя ждать, скорее всего, вам удастся, согласовывая мнения, отбирая продуктивные ходы и мысли, дать одно или несколько определений подросткового возраста. Если так, то обязательно сопоставьте ваши доморощенные определения с культурным образцом – классическими дефинициями, почёрпнутыми из психолого-педагогической литературы. Обсудите различия, усовершенствуйте ваши оригинальные версии, зафиксируйте их на доске.
Теперь вторая, собственно воспитательная ступень диалога. Заново прочтите текст. Поставьте ваших собеседников на место родителей и близких главного героя трёх маленьких новелл. Попросите дать оценку его поведению. Помогите увидеть эгоцентризм, чёрствость, неблагодарность, высокомерие в поступках мальчика. Выясняйте, почему, стремясь к свободе, подросток так жесток бывает по отношению к близким и так зависим становится от переменчивого, как ветер в мае, мнения людей, которым до этого конкретного подростка и дела нет.
Пусть, положа руку на сердце, подростки скажут, готовы ли они без скидок на возраст к полноценной взрослой жизни. Приведите примеры, доказывающие, что до окончательной социальной зрелости подростку ещё надо дорасти. Надо научиться управлять собой, надо овладевать знаниями, осваивать профессию, наконец, надо просто обеспечивать материальные условия своего существования. А ответственность за любимого человека? А дети? Одно дело находиться под сенью родительского крова, за спиной папы и мамы, совсем другое – один на один с нашей жестокой действительностью. Раз зависишь от родителей, будь добр делегировать им часть своей свободы.
Только не останавливайтесь на этом выводе, выдержанном в протестантском духе. Непременно копните глубже. Разве мы безразличны своим родителям? Разве они не любят нас, не желают нам счастья? Разве мало в нас вкладывают наши родители? Разве не жертвуют ради нас временем, силами, нервами? Разве не отдадут за нас без раздумий жизнь свою? И не мы ли цель и смысл их жизни? Так что же, отплатим близким чёрной неблагодарностью? Будем рассматривать их как врагов на поле брани? Не поступимся гордыней, не пожалеем, не прислушаемся, не уступим? За любовь любовью не заплатим – одно нам имя на веки вечные – предатели.
Наверняка, кому-то из ваших собеседников захочется поделиться положительным опытом отношений с близкими, рассказать об их достоинствах. Не сдерживайте этих прекрасных порывов.
Как действовать в конфликтных ситуациях, выходить из клинча взаимных обид, преодолевать недопонимание? Надеемся, что и об этом вы тоже поговорите. Очень интересно составлять «портреты», придумывать образы «идеального родителя» и «идеального подростка», в которых воплощались бы самые заветные чаяния отцов и детей.
Как правило, разговор о взаимоотношениях подростков и близких плавно перетекает в анализ, обсуждение положения подростков в современном российском социуме. Влияние общества на становление взрослеющего человека. Подросток глазами СМИ, адекватна ли телекартина реальному состоянию дел? Социальное расслоение и обусловленные им чудовищные диспропорции возможностей и перспектив. Упадок нравственности. Дезориентация. Во что верить подростку, каких принципов придерживаться, чтобы не потерять себя? Гедонистическая (жизнь ради удовольствий, жизнь в погоне за удовольствиями, удовольствия как смысл жизни) и альтруистическая альтернативы. «Я» над «Мы», я превыше всего? Или «Мы» над «Я», чувство долга, привязанности – к корням, к нашей культуре, к Родине?
Если возникнет желание, расскажите ребятам о золотой поре своего отрочества. Обязательно познакомьте со статистическими данными, характеризующими положение подростков в России и за рубежом. Процитируйте выдающихся мыслителей. Прочитайте несколько берущих за душу стихотворений о подростках. Послушайте добрую песню. Пожелайте расти настоящими людьми, достойными гражданами нашей, назло всем недоброжелателям, самой любимой, самой прекрасной Родины.



Проект диалога на тему «Труд»

Роль труда в жизни человека. Мотивация к труду. Свободный труд как высшее предназначение человеческой жизни, возможность приносить пользу людям.
Адресат: подростки в возрасте 11–12 лет.

Проблемный (стимульный) текст

Это тоже урок

На днях у нас проходил субботник. Все взяли мешки, пакеты, пошли собирать мусор, прелые листья, сухие ветки. Школьный двор преображался прямо на глазах. Девчонки даже соревнование устроили, кто быстрее и тщательнее уберёт отведённую территорию.
Трое моих одноклассников наотрез отказались работать вместе со всеми.
Первый заявил: «Мы не сорили. Почему мы должны чужой мусор убирать? Нам, что, за это заплатят? Бесплатно только дураки горбатятся».
Второй всё спрашивал: «Школа чья?» Сам же и отвечал: «Директора и учителей». И итог подводил: «Вот пусть они в грязи и копаются».
Третий рассуждал примерно так: «Нас родители сюда знания получать, учиться отправили, поэтому вместо уроков я работать не собираюсь».
Пожилая учительница ответила только третьему: «Это тоже урок».

Представления детей

Вся высокая отечественная литература – от былин и до «производственных» романов советского времени проникнута чувством глубокого уважения к человеку труда, благоговения перед ним. Пахарь за плугом, прокладывающий первую борозду; бурлак, тянущий лямку и душу рвущую песню; весёлый, сметливый мастеровой-посадский – Левша; кузнец-молотобоец – Демидов – косая сажень в плечах, кулаки пудовые; инженер у пульмана; рабочий у станка; шахтёр в забое; доярка среди любимых Зорек и Ласточек… Хрестоматийные, как сейчас говорят, знаковые, с детства близкие, архетипические образы, запавшие в сердце народное.
Серп и молот как символы государства. «Все работы хороши, выбирай на вкус». Библейское «кто не работает – тот не ест», ставшее одним из краеугольных коммунистических лозунгов. Человек, нашедший себя в труде, – счастлив. Не нашедший – достоин жалости. Тунеядец – презрения.
Включишь телевизор – бесконечные «сводки с полей», строительных площадок, панорамы гигантских цехов с циклопическими машинами, вереницы шумных ткацких станков, плывущие по полям «Нивы». Труд героизировался, возводился на пьедестал, становился объектом почти религиозного поклонения – почитания. Помните, «Герой социалистического труда»? Битва за уголь, за хлеб, битва за жизнь с костной неживой материей, освоение новых земель, пафос созидателей. Целина, Западная Сибирь, БАМ – «здесь будет город-сад». О подвиге защиты Отечества в годину тяжёлых испытаний издревле говорили не иначе как – ратный труд, ставя труд на одну доску с подвигом.
Труд поэтизировался, эстетизировался. Красота труда, красота человека труда воспевалась. Сколько добрых, проникновенных песен сложено о труде. И до сих пор верится, что «в мире нет прекрасней красоты, чем красота горящего металла».
Труд – главное дело жизни. Даже труд надрывный, надсадный, горячечный, тянущий жилы. Даже труд подневольный. «Не на хозяина робим, а для земли русской». Гений Петра без тысяч безвестных работных людей, на чьих костях «Петра творенье» выросло, многого ли стоит?
Трудовая этика патриархальной крестьянской семьи. Ребёночек ещё под столом ходит, а уже за младшими догляди, матери помоги. Чуть постарше – воды натаскай, избу вымети, дров наколи, скотину напои… И спи-отдыхай. А культ отца-кормильца? А покос всем миром? А ночное?
Гордость потомственных пролетарских династий… Суровая сосредоточенность мастеров-наставников, потеплевшие их глаза, когда, измаявшись, ученик что-то сам правильно сделает, рук перед трудностями не опустит, характер-породу выкажет.
В нынешнюю постмодернистскую эпоху отношение к труду в наиболее динамично развивающихся странах повторяет то, что было у нас ещё совсем недавно. В Китае, Вьетнаме, Японии, Южной Корее, Индии к своим национальным особенностям опыт наших соцсоревнований, стахановского движения примеривают, «лучших по профессии» чествуют. В старушке Европе и даже в США пытаются внеэкономические мотивы к труду задействовать. Там ситуация, конечно, специфическая, постиндустриальная. Непосредственно в производительном секторе только пятая часть населения, (а сейчас и того меньше) занята. Промышленность исходит вслед за дешёвой рабочей силой в страны второго и третьего мира. Зато те же Штаты могут позволить себе «импорт мозгов». Лучшие молодые кадры из всех стран мира в самых прорывных отраслях создают высокие технологии, умножающие мощь Америки, увеличивающие отрыв. Правительствами западных стран проблема потери мотивации к труду у значительной части молодёжи, по крайней мере на уровне деклараций, расценивается как «угроза национальной безопасности». Деньги немалые на борьбу с этим социальным злом ассигнуются. Хотя есть и другая сторона медали. Может, кому-то и выгодно, чтобы известная часть молодых людей дальше своего носа не видела, жила бы в субкультурных гетто, для таких – индустрия развлечений, пиво, секс, наркотики, СПИД или безудержное потребление. Смерть духовная. Смерть физическая.
А что же в родных пенатах? Провинциальность, тотальный уход в дикость – обочина. О какой конкурентоспособности можно всерьёз говорить, если наша молодёжь или как чёрт ладана боится работы или не может найти достойного применения своим силам. Вспомните «героев» самых популярных раскрученных телесериалов, телепередач, песен, книг последних 10–15 лет. Посмотрите на паноптикум «публичных людей», «молодёжных идолов». Купите чуть не любой, на выбор, журнал для подростков. Есть ли среди «преуспевающих», «успешных», «кумиров» современный Микула Селянович, Стаханов, Паша Ангелина?
Брокеры, рокеры, толстосумы, изгои, чудаки, извращенцы, контактёры с инопланетянами – жуть одна. Вот только среди галдящего сонма не встретите, как ни ищите, человека труда, тех, на ком вопреки всем прогнозам ещё держится государство Российское – рабочих, крестьян, военных, врачей, учителей, инженеров. Ну покажут разок, снабдив сквозь зубы презрительным – «бюджетник», и снова забудут до следующих голодовки или выборов.
За что боролись, на то и напоролись. Вся неправда, вся несправедливость, все беды нашего общества особенно концентрированно-ярко проявляются в отношении подрастающего поколения к труду. Люди пожившие, опытные, почти единодушно, как о свершившемся, не требующем пояснений факте говорят: «Молодёжь не хочет работать». Это, конечно, слишком сильное обобщение. Много и обратных примеров, но не они сегодня погоду делают.
Многочисленные беседы с младшими подростками (10–13 лет), принадлежащими к самым разным социальным, культурным слоям (богатые – бедные, городские – деревенские, из семей интеллигенции и рабочих, дети мелких предпринимателей и военных), позволили нам выявить общие черты, подметить преобладающие настроения, уловить основные мотивы, характеризующие мысли и чувства современных российских подростков, обращённые к труду, связанные с трудом. Картина удручающая, но закономерная, как зеркало отражающая «социальную ситуацию развития» наших детей. Резюмируем главное.
1. Труд – сложная, неудобная, «неформатная» не только для младших, но и для старших подростков тема. Собеседников подросткового возраста приходилось долго «раскачивать», окольными путями-дорожками обходить их инертность, а то и откровенную скуку, прибегать ко всевозможным затейливым ухищрениям, чтобы вывести на серьёзный разговор о труде. Данные социологических и психологических исследований вполне согласуются с нашими субъективными ощущениями – труд в иерархии жизненных ценностей подростков или не представлен вовсе или замыкает список.
2. Пытаясь говорить с подростками о труде как таковом, вы рискуете быть непонятыми, почти наверняка столкнётесь с мощным сопротивлением среды, грозящим завести беседу в частности и детали, чаще всего в профориентационное русло (о престижных профессиях, выборе профессии и т. д.).
3. Значение, культурное содержание слова «труд» знакомо лишь единицам. Вы будете немало удивлены, когда обнаружите, какие причудливые, необщепринятые смыслы вкладывают ваши собеседники в исследуемое понятие. Примерно для 60–70% подростков смысловое поле слова «труд» почти полностью перекрывается смысловым полем слова «работа». То есть «труд» и «работа» воспринимаются этими детьми как синонимы. В свою очередь, слово «работа» вызывает к жизни образы различных профессионалов-специалистов, воспоминания о работе родителей, перечисление конкретных трудовых действий и операций или представления о месте, где работа осуществляется («Что такое труд? – Ну, это когда в офисе сидят, на звонки отвечают»). Можно утверждать, что большинство 10–12-летних подростков продолжают пребывать на уровне наглядно-образного, формально-эмпирического мышления, относя к слову «труд» бессистемный набор внешних, ситуативных, несущественных признаков.
4. Ещё одна глубокая отметина кризисного времени, ещё одно свидетельство глубокой болезни сознания. Около 10–15% подростков под словом «труд» понимают только выполнение какой-то обязательно непрестижной, даже унизительной, грязной работы. (Труд это «мешки таскать», «туалеты мыть», «помойку убирать» и т. д.).
5. Некоторые дети не отождествляют слова «труд» и «работа», но это не радует, а обескураживает, судите сами: «Есть такие работы, где трудиться не надо, просто сидишь сутки через трое и всё».
6. На вопрос – для чего нужен труд? – обращённый к подросткам, чаще всего слышим ответ, о котором вы уже наверняка успели подумать – «чтобы деньги зарабатывать». Для половины подростков это единственный довод в пользу необходимости труда. В обществе, поклоняющемся золотому тельцу, где деньги стали по-настоящему всеобщим эквивалентом, мерилом всего и вся, другой реакции ожидать вряд ли возможно. Труд видится подросткам однобоко, низводится до одного (не самого, по мнению подростков, лучшего) способа, средства получения денег.
7. Отчуждение человека от процесса и результатов труда – печальная данность современного российского социума. Марксистская критика капитализма по сей день остаётся для нас весьма актуальной. Богачи бесятся с жиру, не зная, на что употребить обрушившееся на них состояние. В кругах золотой молодёжи принято «оттягиваться», прожигать жизнь на великосветских тусовках. Отпрыски многих новых русских отчуждены от процесса труда, они, по сути, тунеядцы, работать для них зазорно. Незазорно обладать такими гордыней и амбициями, что ужасаются даже родители «продвинутой» молодёжи. Воистину, новейшие русские ещё дадут фору новым.
Велика и постоянно увеличивается прослойка люмпенов, черни. Как в Древнем Риме времён упадка, непосредственно перед финальным аккордом Империи. «Хлеба и зрелищ»! «Лучше иметь пузо от пива, чем горб от работы»!
Честные же труженики сплошь и рядом отчуждены от результатов труда. Остановившиеся заводы и фабрики. Погибшие научные направления. Заброшенные поля и фермы. Сапожник опять без сапог. Плодами трудов миллионов пользуются и распоряжаются несколько десятков нуворишей. Пользуются и распоряжаются нерачительно, корыстно, выводя прибыли в оффшоры, тратя несметные суммы на истерическое потребление. Эффективного собственника, на которого так долго уповали, молились радикальные либерал-реформаторы, нет и в помине. Глядя на всё это, работяги опускают руки, теряют надежду, отчаиваются. Растёт количество разуверившихся отцов, а вслед за ними и детей, ищущих спасения в гедонизме, эгоизме, эгоцентричности. Лишь бы мне, любимому, было хорошо, а там хоть трава не расти. Жизнь как погоня за удовольствиями. Вожделение удовольствий и развлечений любой ценой. Всё что мешает, будь то труд, высокие идеалы, совесть воспринимается как «напряг», вычёркивается, выжигается из души. «Живи настоящим», «не загружайся», «не дай себе засохнуть». Горько сознавать, но никак не меньше половины ваших собеседников видят в труде в лучшем случае досадную необходимость, а то и обузу, помеху, препятствие для «нормальной», «клёвой», «настоящей», «красивой» жизни.
8. Всё-таки истинное понимание смысла труда нет-нет да и заявит свои права даже в подростковой среде. Кому-то приходится помогать родителям зарабатывать на хлеб насущный. Такие ребята рано взрослеют. Кто-то на шести сотках познал радость сбора в поте лица добытого урожая. Кто-то написал компьютерную программу. Кто-то до изнеможения оттачивал технику игры на фортепьяно. А сколько сил, терпения, труда требует учёба. Кто-то на опыте близких увидел всё зло и несправедливость безработицы, её разлагающее влияние на человека. Кто-то вспомнит натруженные руки родителей, рассказы бабушек и дедушек, чья жизнь прошла в труде. Лелейте и хольте ростки истинного понимания смысла труда.

Цель и основные направления дискуссии

1. Цели диалога очевидны для нас, лежат на поверхности. Поднять немодную нынче тему, помочь младшим подросткам понять значимость, непреходящую ценность как самого труда, так и размышлений о нём. Причём сделать это не в профориентационном контексте, а поговорить о труде вообще, о труде как таковом. Глупо ставить телегу впереди лошади. Глупо заниматься профориентационной работой, если те, на кого она направлена, никогда не задумывались о смысле труда. Если не было и нет рефлексии относительно того, что такое труд и для чего он нужен, профессиональный выбор человека окажется ситуативным, случайным, неосознанным, чужим.
2. Хотим «сиять заставить заново величественнейшее слово» – Труд. Сформировать обобщённые представления, а ещё лучше – понятие о труде как творческой деятельности по созиданию духовных и материальных благ, преобразованию природы на благо человека, освобождению человека от власти необходимости для царства подлинной свободы и гуманизма. Поговорить о труде как фундаменте жизни общества, альфе и омеге социального бытия.
3. Труд в сознании детей надо соотнести, вплести, вписать в систему других краеугольных понятий – Родина, совесть, служение людям, честная, достойная жизнь.
4. Показать, что труд облагораживает человека, что вне труда человеческая жизнь бессмысленна. Поговорить о радости созидательного труда, о бескорыстном труде, об уважении к человеку труда.
Предлагаемый вашему вниманию алгоритм организации диалога, направленного на реализацию указанных целей, включает в себя использование всего арсенала сократических методов ведения дискуссии, прежде всего – майевтики и агона.
Начните с детального анализа ситуации, описанной в стимульном тексте. История эта вполне житейская, с чем-то подобным сталкивается едва ли не каждый педагог-практик. Итак, кто прав? Ребята, принявшие активное участие в субботнике или трое «оппозиционеров»? Постарайтесь тщательно взвесить все «за» и «против», содержательно отнестись ко всем аргументам. Своими как бы издалека, как бы беспристрастными репликами подливайте масла в огонь агона (спора), поддерживайте попеременно то одну, то другую сторону. Не упустите из виду и этическую составляющую проблемы – девочки вместе с пожилым учителем работают не покладая рук, а трое парней отказываются, отказываются сознательно, опираясь на удобненькую доморощенную «философию». Хорошо ли это? Красиво? Достойно ли подобное поведение настоящего мужчины?
Если проблемной ситуации не получится и ваши собеседники сойдутся во мнении, что мальчишки, отказавшиеся работать, поступили неправильно, то вам, скрепя сердце, придётся взять на себя роль адвокатов лентяев. Это позволит уже на начальном этапе «прощупать почву», познакомиться со всей палитрой возможных аргументов, подходов, оценок. Напротив, если (и такое случалось) ваши собеседники солидаризируются с тремя возмутителями спокойствия, действуйте наступательно, смелее разоблачайте всю неблаговидность их поведения.
Очень надеемся, что через короткий промежуток времени кто-то из ваших собеседников произнесёт искомое нами слово – труд. Контекст, в котором выплывет, обнаружится это слово, интересует нас в последнюю очередь. «Слово не воробей», с его появлением, не топорно, не в лоб, а вполне естественно, исходя не от вас, возникнет тема беседы, тема труда. Ваша задача – перевести её с периферии в самый центр. Допустим, кто-то из учащихся утверждает: «Трое мальчиков отказались убирать мусор, потому что трудиться не любят». Или на ваше предложение разъяснить слова пожилой учительницы вы услышите: «Конечно, это урок, урок труда». Так или иначе, прозвучавшее «труд» даёт вам прекрасный шанс для достижения второй цели диалога – формирования обобщённого представления или даже понятия о труде.
Теперь вполне можно переходить в атаку и постепенно продвигаться от текста к опыту детей. Спросите без обиняков: «А что такое труд?» Пусть каждый участник беседы даст своё определение. Фиксируйте признаки – существенные и не очень – на доске. Сравнивайте ответы, обобщайте их, абстрагируйтесь от мелочей и частностей, концентрируйтесь на главном. Индивидуальные, эмоционально окрашенные смыслы, связанные в сознании учащихся со словом «труд», подвергнутые совместной рефлексии, разумному рассмотрению, должны превратиться в культурное значение, в систему существенных и необходимых признаков, т. е. в понятие о труде. Если это произошло, значит, с помощью конструктивной майевтики вы смогли достичь второй из заявленных целей диалога.
А коль так, пора взорвать внешнее благолепие, вновь прибегнуть к агону или, по обстоятельствам, к деструктивной майевтике. Близка кульминация, речь пойдёт о мотивах труда. «Ребята, вы сказали, что труд это (далее следует выстраданное вами определение), а почему, собственно, люди трудятся, зачем нужен труд?» Водораздел должен пройти между очевидным, распространённым, простым до примитивизма – «чтобы деньги зарабатывать» и всеми остальными, любыми другими доводами и резонами.
Труд – основа материальной жизни. Труд, облагораживающий землю. Труд, создавший человека. Труд, несущий радость, труд, придающий смысл. Как трудно трудиться без огонька, без задора, без любви к своему делу, без любви к людям, только за деньги. Труд свободный. Труд, приносящий пользу людям. Труд как долг и ответственность. Труд как наш материализовавшийся дух, овеществлённый в результатах труда. Труд как память о нас. Труд как вклад в общее дело. В общем, помимо зарабатывания денег есть у труда оправдания и повыше. Только не берите инициативу на себя, не сыпьте сразу железными аргументами, дайте ребятам самим подумать, постарайтесь, чтобы и здесь получился спор (агон), согласование различающихся мнений. Ну а уж если все на деньгах сойдутся (что всё-таки, по опыту знаем, маловероятно) тогда переходите к деструктивной майевтике, здравый смысл подскажет, как приступ вести.
Ещё доверительнее, ещё заостреннее! Тактично подведите к разговору о бабушках, дедушках, родителях, друзьях. Кто где работает, чем занимается, какими трудовыми свершениями гордится. Похвалите ребят, преуспевших в учёбе, тоже ведь труд немалый. О трудовых буднях родного города или села упомяните. Кстати, расскажите немного и о себе, ну хотя бы, как вы к урокам готовитесь, как государство труд ваш оценивает и почему вы всё ещё в школе, а не где-то в другом, более доходном месте работаете. О военных, врачах, рабочих, крестьянах. Не самые престижные сейчас профессии, не самые высокооплачиваемые, но менее ли оттого нужные, менее почётные?
Подростки, в силу специфики своего возраста, особенно нуждаются в положительном подкреплении, в воодушевляющем примере. И взрослым-то трудно жить с головой, повёрнутой назад, бесконечно брюзжать, пребывать в унынии, в угнетении. Так и руки опустить немудрено, в мизантропа обратиться. Взрослым трудно, а подростку и вовсе невозможно, ибо подросток – весь ожидание, поиск, рисковый эксперимент. Всё впереди у подростка, будущее – за ним.
Прошлым, даже самым героическим, не может подросток довольствоваться, ибо он лично в том прошлом не жил, для него лично прошлое – миф, легенда. Подростку подавай притягательный, смыслообразующий и УЗНАВАЕМЫЙ, здесь и теперь осуществлённый образ желаемого будущего. Скажи мне, чего ты хочешь добиться в жизни, каков образ твоего будущего (проще – цель), и я скажу, кто ты. Так поможем ребятам! Пусть над «денежными мешками», «крутыми пацанами», «реальными тусовщиками», олигархами, бандитами, рэпперами, брокерами, прожигателями жизни, пациентами «Дома-2», «фабрикантами» и прочей «почтенной публикой» взойдёт, возвысится звезда человека труда. Пусть подросток как пилотируемый космический корабль, ракета, под завязку заполненная топливом жизненной энергии, берёт курс не на чёрную дыру, а на яркую звезду трудового служения людям.
Теперь – дело за примерами. Есть и в нашей жизни место трудовому подвигу. «Первая природа» (К. Маркс, Ф. Энгельс) – нерукотворная, стихийная, ни на секунду не прекращает наступление на «вторую природу» – рукотворный, одухотворённый человеческим трудом мир. Природа первая легко, не успеешь оглянуться, превращает в руины цветущие города, в леса и пустыни плодоносящие поля. Только труд позволяет нам удерживать, облагораживать, расширять жизненное пространство второй природы.
Кризис, сегодняшний разор, подобно молнии, высвечивает в ночи атлантов – людей труда, на чьих плечах ещё держится космос нашей раненой цивилизации, нашего русско-российского мира.
Строители Бурейской ГЭС; инженеры, рабочие, управленцы, создавшие авиационный двигатель для истребителей пятого поколения; самолётостроители в гражданской авиации, сохранившие для нас саму возможность выйти на рынки с новыми, конкурентоспособными самолётами («Суперджет-100»); кораблестроители Североморска; нефтяники Западной Сибири; газовики Ямала (средняя температура января: -43 °С), шахтёры Донбасса, нефтехимики, металлурги.
Оленеводы, рыбаки, геологи, лётчики, космонавты, железнодорожники, пожарные… Разговаривая с подростками, я не раз убеждался, что эти профессии отнюдь не утратили своего романтического ореола, своей «статусности» в подростковой среде.
Создатели программного обеспечения, высококлассные компьютерщики, специалисты по телекоммуникационным системам. Это тоже труд, да ещё какой!
В последнее время явно обозначился поворот к инженерным и рабочим специальностям. Разворачивающийся экономический кризис еще многим прочистит мозги, покажет истинную цену труда производительного.
Крестьянин – соль земли. Вот кого надо воспеть, не стесняясь высоких слов, не боясь показаться пафосным. Вот кто достоин земного поклона. Без государственного финансирования, без дотаций (то, что было (1% ВВП) – слёзы по сравнению с конкурентами (20–40 % ВВП), и это при открытых границах, при отсутствии протекционизма, при заваленных «ножками Буша» прилавках; в зоне «рискованного земледелия»). Оболганные, униженные, живущие в деревнях, где закрывают школы, где давно разрушены клубы… На советских тракторах и комбайнах, заправив их топливом по ценам выше мировых, вынуждаемые алчными перекупщиками (у перекупщиков элеваторы, у перекупщиков доступ к оптовым и розничным торговым сетям) сдавать урожай ниже себестоимости, за копейки… Потеряв 41 млн. га пахотной земли, на суглинках, почвах, стремительно деградирующих без удобрений, наши крестьяне (люди в массе своей предпенсионного и пенсионного возраста), в этом, 2008 г., собрали около 100 млн. тонн зерна. Чудо. Чудо, произошедшее исключительно благодаря сердечной, душевной мощи наших на вид немощных, бесконечно уставших крестьян. Чудо, произошедшее благодаря труду людей, не сдавших свой севастопольский бастион – русское поле, отвоевавших для нас бесценный ресурс исторического времени. Времени, столь необходимого, чтобы собраться с мыслями, силами и перейти в контрнаступление по всему фронту борьбы с небытием.
А ратный труд? Матросы «Курска», пограничники, наши солдаты в горячих точках… помощь Южной Осетии и Абхазии. Служба в Министерстве чрезвычайных ситуаций. Расскажите подросткам о нарядах, о боевой учёбе, о буднях десантников, лётчиков, танкистов, спасателей.
Нянечка в детском саду. Честный, бескорыстный учитель, врач. Фельдшер. Сельский библиотекарь. Дворник. Пекарь. Водитель-дальнобойщик. Лесник. Путевой обходчик. Машинист. Диспетчер. Проводник. Каменщик. Станочник. Есть профессии несправедливо забытые, так воздайте же им должное.
Обязательно свяжите слово «труд» с понятиями «честная, достойная жизнь», «долг», «Родина».
В свое время было сказано, что праздность – мать всех пороков. Закончить диалог рекомендуем обсуждением влияния праздности на человека, влияния, парализующего его волю, разрушающего в нем личность, показать, что человек, стремящийся «ничего не делать», обкрадывает сам себя, достоин жалости и презрения.
И последнее. Почувствуете, что задели за живое, взяли верный тон, расскажите ребятам о трудовом подвиге их ровесников во время Великой Отечественной войны. Музыку подберите соответствующую, фотографии подростков, стоящих на снарядных ящиках у станков, покажите. Только не морализируйте, просто и проникновенно расскажите. Чтобы помнили.



Проект диалога на тему «Справедливость»

Адресат: подростки в возрасте 10–11лет.

Проблемный (стимульный) текст

Компот и коржик

К третьему уроку Серёжа не на шутку проголодался. Все мысли – о еде. План действий созрел мгновенно: «Можно выйти?»
В столовой длинный стол. Двадцать девять аппетитненьких коржиков. Двадцать девять стаканов сладкого компотика.
Одним махом Серёжа проглотил свою порцию. Не удержался… Откусил ещё кусочек и отпил ещё глоточек. Остановился. Посмотрел. Непорядок!
Пересиливая себя (а что делать?), откусил ещё 27 кусочков и отпил ещё 27 глоточков. Теперь нормально. Всё поровну.
Слыша гомон входящих в столовую одноклассников, сытый Серёжа удовлетворённо ду­мал: «Какой же я справедливый».

Представления детей
Прежде чем анализировать представления подростков о справедливости, нам надо настроиться на очень серьёзный разговор. Обдумать, а что для нас, людей состоявшихся, взрослых, справедливость? Произнесём это слово вслух – СПРАВЕДЛИВОСТЬ. Вслушаемся.
Ох, и коротка же память человеческая. Освежим! Совершим короткий экскурс в недалёкое прошлое. Конец 80-х – начало 90-х. Набирала обороты перестройка. Многие нынешние хозяева жизни рядились в одежды защитников народа, принимали обличие страдальцев за народ, боролись с привилегиями партноменклатуры. Долой спецраспределители, спецдачи, спецмашины! Даёшь справедливость!
Каждому по труду! Нет уравнительной оплате! Коэффициент трудового участия! Хозрас­чёт! Даёшь справедливость!
Восстановить историческую справедливость по отношению к репрессированным гражда­нам и целым народам! Две волны встречные – реабилитации и развенчания. Принять на себя все на свете грехи. Рвануть покаянно рубаху. На «Покаяние» в кинотеатрах очереди, всё каялись, искали дорогу к храму – справедливости.
Каяться продолжаем до сих пор, маховик навязывания комплекса исторической неполно­ценности и вины не останавливается ни на минуту. А вот – внимание! – о справедливости некоторое время по инерции ещё поразглагольствовали, а потом благополучно умолкли. Будто бы и нет самого понятия, самого слова «справедливость». Опальным стало слово. Средства массовой информации, депутаты почти всех фракций и уровней, политтехнологи, идеологи на месте справедливости возвели большущую фигуру умолчания, на кукиш похожую. Оно и понятно. Кто платит, тот и музыку заказывает.
Чудовищное социальное расслоение. Одним бублик, другим – дырка от бублика. Децильный коэффициент (соотношение, отражающее дифференциацию доходов; отношение средних доходов 10% наиболее высокодоходных и средних доходов 10% наименее обеспеченных граждан), только по официальным данным, в 2006 г. составил 15. (Заметим, что по данным ученых из Института народнохозяйственного прогнозирования РАН децильный коэффициент был равен 50–55.)
Самый тягостный вид бедности, – сказал древний мудрец, – нужда среди богатства.
Два мира – два детства. Такая вот вышла справедливость. Глаза мозолит. С глаз бы её долой, чтобы духу не было. Вычеркнуть бы её из сознания, вырвать бы из души. А не получается, так и подменить чем-нибудь, перелицевать, чтобы мать родная не узнала. Чем? Да чем угодно! Хотите благотворительностью, хотите, сказками о социальной ответственности крупного бизнеса, «социальном государстве» (как будто есть какое-то другое государство, несоциальное), хотите, заклинаниями о правовом государстве и торжестве закона, хотите, голым нигилизмом и безверием (нет на свете ни правды, ни истины, ни справедливости, в себялюбии и грехе жили и жить будем).
А что сейчас? Оглянемся по сторонам. Сейчас на самом верху вроде бы вновь вспомнили о справедливости, сквозь зубы, но официально признали, что все последние «тучные» годы пропасть между богатыми и бедными становилась шире и глубже. А уж во время якобы неизвестно откуда свалившегося мирового экономического кризиса (такое ощущение, что наши аналитики «Капитал» так и не осилили или совесть окончательно потеряли), бедным в открытую советуют потуже затянуть пояса. «Сначала съедим ваше, потом каждый своё». Приватизация выгод от баснословных цен на нефть и национализация убытков от деиндустриализации, от алчности и недальновидности нуворишей. «Битый небитого везёт». Спасать предпочитают самых «обездоленных»: отечественные банки и нефтяные корпорации, американские ипотечные компании, Федеральную резервную систему США.
Конечно, подавляющее большинство подростков так глубоко не копают. Начнёшь копать, чего доброго, по телевизору что-то важное пропустишь. Включит подросток телевизор. Справедливый Рембо недочеловекам уроки справедливости преподаёт. «Менты» с повадками братков (не перепутать с героями телесериала «Бригада» – братками с повадками ментов), вместе с «Героем национальной безопасности», «Спецназом», первым и вторым просто «Братом» за неё же, родную, за справедливость, бой принимают.
А тем временем не телевиртуальная, а реальная жизнь своим чередом идёт. Во многих домах – стенание старших поколений, плач о попранной справедливости, злость-обида.
По нашим наблюдениям, уже 10-летние дети способны достаточно точно определить социальный статус своих родителей, локализовать место своей семьи в социальной вертикали, сориентироваться в собственных перспективах. Годам к 12–14 современные подростки в значительной мере освобождаются от иллюзий. Подростковый максимализм быстро разбивается о быт. Образ «Я-понтенциального», «Я в будущем», навеянный массмедиа, зачастую приходит в кричащее противоречие с суровыми буднями. Хочется подростку держать фасон, хоть на йоту приблизиться к вожделенному, но недосягаемому для подавляющего большинства стандарту престижного потребления. Мешает одно маленькое «но» – скромные до аскетизма финансовые возможности родителей. В каждом телеящике виден локоток, да не укусишь. Особенно ярко и болезненно переживают это обстоятельство (понаблюдайте пристрастно) учащиеся средней школы. Как тут не сломаться, как не извериться, не усомниться в высшей справедливости. Отпрыскам богатых родителей и дорога, и почёт, а мне (чем я хуже?) – прозябание. Кто-то ожесточается сердцем на родителей (дескать, угораздило же появиться на свет в бедной семье), закатывает скандал за скандалом, требует «отступных». Кто-то, любя родителей, понимая, как им трудно, начинает ненавидеть весь мир. Те и другие убеждены – все врут, всё не так, всё плохо, нет справедливости. Кто-то бежит от действительности, меняя её на эрзацы. Кто-то оттачивает клыки, готовясь в «естественном отборе» сыграть роль хищника. А в ком-то, будто не от мира сего, взрастает человек с неистребимой тягой жить по совести. «Дух дышит, где хочет…»
Согласитесь, трудно предугадать, даже гипотетически предположить, что думает тот или иной подросток о справедливости. «Личность – совокупность общественных отношений, в которые включён индивид». Не спорим. Лишь отрицаем редукцию человека до механизма, линейную, однозначную детерминацию человеческого сознания социальной средой. Всё сложнее, полифоничнее. Слишком много привходящих переменных, факторов влияния. Да и сама социальная ситуация развития в эпохи тектонических кризисных сдвигов-перемен горяча и текуча, как магма, нестабильна и пестра. Каким боком повернётся к конкретному ребёнку? Какой отпечаток на нем оставит ? Поди разберись.
Остаётся одно – превратиться в добросовестного наблюдателя, фиксировать эмпирику. Сначала «разговорить», а потом внимательно слушать высказывания подростков на интересующую тему. Так мы и поступили. Взяли на вооружение простенькую анкету («Какого человека ты считаешь справедливым? Чем справедливый человек отличается от несправедливого? Что такое справедливость?»), провели соответствующие беседы с группой подростков, доверяющих нам. Понятно, что при таком скромном инструментарии можно вести речь лишь о «зарисовках с натуры». На большее и не претендуем, но тем не менее набросок-эскиз получить удалось. Вот он, перед вами.
1. Представления детей 10–12 лет о справедливости столь разнятся между собой, так недиалектически противоречат друг другу, пребывают в таком диффузно-неопределённом состоянии, что иначе как путаница, хаос их совокупность, пожалуй, не охарактеризуешь. Это обстоятельство, поймите правильно, отнюдь не отменяет наличия достаточно логичных, последовательных, красивых, и, самое главное, как-то связанных с опытом предков определений у некоторых наших респондентов. Но вот в целом, общие признаки справедливости, общие хотя бы для относительного большинства детей, почти не просматриваются. Симптоматично, тревожно, но никакого консенсуса, даже намёков на сходное толкование системообразующего, исторически стержневого для нашего общества понятия – справедливость – в подростковой среде нет и в помине. Это не отсутствие единомыслия, не пресловутый плюрализм мнений, диалогичность восприятия, это именно «тень на плетень», путаница, тупики, раздрай, хаос. То, что могло бы стать объединяющим – разъединяет. То, что могло бы служить ориентиром – дезориентирует. То, что светило бы маяком – зыбко мерцает в ночи, как огни «Летучего голландца», влекущие в пучину или на скалы.
2. До 10% детей (из хороших московских школ) и вовсе, «слышали такое слово», а сказать, что под ним понимают, не в состоянии.
3. Не менее половины младших подростков оказались неспособными к сколь-нибудь теоретическому анализу проблемы. Для них справедливость всегда конкретный, единичный случай из жизни, сценка из памяти, конгломерат, беспорядочное нагромождение «примеров на заданную тему» («Сосед занял у отца денег, обещал отдать. Срок прошёл, а сосед и не думает деньги возвращать. Это несправедливо». «Я подружке секрет рассказала, а она всем разнесла. Справедливые люди чужих секретов не выбалтывают кому попало»). Да, в подобных примерах что-то есть, угадываются порой некоторые значимые признаки справедливости, но внимание подростков скользит мимо основного, фиксируется на случайностях и мелочах. Пелена фактического, фактуры «застит глаза» юным мыслителям. Такие дети рассуждают от частного к частному минуя общее, черты справедливости, доступные им, живут как бы сами по себе, изолированно друг от друга, между выделенными признаками нет соподчинения, нет иерархии. Рефлексия минимальна, ребёнок не отдаёт себе отчёта, почему тот или иной пример иллюстрирует в его сознании слово «справедливость», не выходит за рамки наглядно-образного мышления в область осознанных обобщений и абстракций.
4. Всё-таки 30% детей к младшему подростковому возрасту, по нашим наблюдениям, задействуют дедуктивные и индуктивные методы мышления, движутся в своём интеллектуальном поиске по спирали, от частного к общему и от общего к частному. Разумеется, мы всячески стимулировали, всемерно поддерживали каждую попытку доискаться до сути, старались работать в «зоне ближайшего развития» собеседников. По понятным причинам не можем познакомить вас со стенограммами диалогов, ограничимся собственной интерпретацией наиболее типичных и, напротив, оригинальных представлений современных подростков о справедливости.

До 5–7% детей понимают справедливость как равенство, точнее, уравнительность в распределении и пользовании какими-либо материальными благами («Справедливость, когда делят всё справедливо, поровну»).

Своего рода вариантом такого «уравнительного» подхода служит достаточно редко теперь встречающееся, социально ориентированное видение справедливости. Как оказалось, среди подростков есть свои «левые» и даже «ультралевые» («Справедливость – чтобы не было слишком богатых и слишком бедных. Надо заставить богатых с бедными делиться»).

Позиция примерно 10% испытуемых гораздо менее радикальна, хотя и они рассматривают справедливость, не отдавая, впрочем, в этом отчёта, в политэкономическом и социальном аспектах. Подростки из этой группы во многом стихийно, но вполне правомерно соотносят понятия «справедливость» и «труд». Если говорить ещё более определённо, справедливость воспринимается преимущественно как справедливая оплата труда, оплата по труду, получение своей доли общественного пирога в соответствии с реальными трудовыми затратами («Справедливость, когда платят столько, сколько человек действительно заработал, не больше и не меньше». «Кто учился много, кто талантливый, кто с утра до ночи на работе, тот должен много денег получать, это справедливо»).

Устойчиво представлена в среде подростков прослойка детей с зачаточными, а иногда (редко) и более продвинутыми формами правосознания. Эти респонденты склонны расценивать справедливость как нечто связанное с понятиями «правило» и «закон», точнее, как безукоснительное следование человеком нормам морали, правилам общежития и особенно фиксированным документально законам и распоряжениям. Правда, закон, к сожалению, понимается как внешняя для человека сила. Справедливый человек – человек, добровольно-принудительно подчинившийся внешнему, социальному цензору (напоминает «сверх-Я» по Фрейду), человек, не преступающий закон даже когда ему очень хочется («Справедливый человек – всегда делает всё по закону. Законы, их ведь не дураки пишут. В законах всё указано. Бери и делай, как написано. Тогда все скажут, да и ты на самом деле будешь справедливым»). Поистине прекрасное заблуждение! («Справедливость – это когда судят по закону. Судья должен быть справедливым, наказывать и миловать не сам по себе, а как указано в законах. Люди тоже должны законы знать, чтобы их соблюдать, тогда всё и будет по справедливости».) Благородные идеи эпохи Просвещения. Подростковыми бы устами да мёд пить. Екатерина II по закону в день издавала в первые годы царствования, надеялась таким образом жизнь подданных упорядочить, разнообразные «мерзость и неустроения искоренить». А сколько копий вокруг законотворчества, «отсутствия законов», законов хороших и плохих и сейчас на телевидении, радио, в газетах ломается. Тема «форматная», модная. Подростки смотрят, слушают, на законы уповают, на несовершенство законов земную несправедливость списывают, так проще, ответственности меньше.

Несколько подростков (главным образом, девочки) ассоциируют справедливость с благотворительностью. Представляется, что подобные ассоциации сложились также не без серьёзного влияния массмедиа («Справедливость – беспризорным детям, инвалидам, бомжам устраивают благотворительные обеды, как-то заботятся, ночлежки строят. Если есть деньги, надо часть жертвовать тем, у кого нет. Я, когда вырасту, буду сама зарабатывать, часть денег на специальный счёт перечислю. Справедливость – это благотворительность, помощь беднякам и старым людям»). «На безрыбье и рак – щука». Хорошо хоть так.

В противовес существует и эгоцентричное, узко эгоистичное восприятие справедливости, под нехитрым до безобразия, старым как мир девизом – «справедливость, когда всё для меня, после нас хоть потоп» («Справедливость – когда у меня лично всё хорошо, меня никто не обижает, есть деньги, все мои родственники, ну хотя бы близкие, не болеют, есть работа, есть один ребёнок и богатый муж»). Удивительно, но, несмотря на все старания «воспитателей» последних лет, подобные мотивы не стали пока преобладающими, их разделяет около 20% опрошенных.

Далее по убывающей. Справедливость как «справедливая война» против оккупантов, против тех, «кто на твою землю напал, пришёл, чтобы всё разрушить». Даже примеры соответствующие приводили – Великая Отечественная, Ирак, война с террором. Мы зафиксировали 3 таких ответа.

Один мальчик, говоря о войне, борьбе, столкновении, имел в виду войну как понятие религиозное, метафизическое, мировоззренческое – войну света и тьмы, добра и зла. По его мнению, «справедливость заключается в том, что добро всегда в конце концов одержит победу», в неизбежности торжества добра.

Ещё одна девочка также противопоставила единство добра и справедливости злу. В её рассуждениях явственно звучала идея воздаяния по заслугам («Справедливость – когда каждый человек получает то, что заслуживает, по делам своим. Справедливо, что тот, кто делает добро, в ответ получает от судьбы, от людей, от Бога, я не знаю точно от кого, добро, счастье, радость, а кто творит зло, в ответ должен получить всё плохое. Иногда кажется, что в жизни всё наоборот происходит, но это только кажется. Каждый рано или поздно всё равно своё получит, это и есть справедливость»).

Один ответ – «Справедливость это Бог».

Один ответ – «Справедливость – когда человек живёт по правде и по совести».



Цель и основные направления дискуссии

«Не в силе Бог, а в правде». Историю России «можно читать как жития святых». От её трагической мощи захватывает дух. Как может народ, создавший великое в пространствах и веках государство, самобытную – не Запад, не Восток, уникальную культуру, народ, столько раз срывающийся в пучину исторического небытия и восстающий как Феникс из пепла, не иметь ключевой, не столько умом, сколько всем существом своим постигаемой идеи, не быть народом идеократическим?
Взыскание справедливости! В исступлённой вере, в мессианских порывах, в «бессмысленных и беспощадных» бунтах, во мраке тотального нигилизма, в горячечно-лихом угаре разгула и греха, в аскезе монашеского скита, в непрестанном маятниковом движении из крайности в крайность, минуя компромиссы, в мерной поступи империи, в беззаветном мужестве на полях сражений, в извечной тоске по абсолюту, в вечной неудовлетворённости тем, что есть, в грандиозных экспериментах по строительству рая на земле… Форм много, идея одно – взыскание справедливости!
Та справедливость, о которой мы поведём беседу с подростками, смеётся над любыми ухищрениями самого изощрённого ума, над любыми попытками поймать её в силки формальной ли, диалектической ли логики. «Разум – подлец, оправдает что угодно» (Ф.М. Достоевский). Справедливость несоизмеримо выше разума. Она – вера. Она – любовь. Она – страсть. Она – интуиция. Она – тайна. Она – жизнь.
И. Кант утверждал: «Моральный закон не подчиняется логике». Справедливость – категория этическая, не предполагающая, в отличие от категорий логических, разделения всего сущего на субъект и объект. В справедливости выражается непосредственное переживание человеком своего «бытия-в-мире».
В подростковом возрасте мы начинаем видеть и ненавидеть любую несправедливость. Или (верим, что человек по натуре добр), ломая себя, приспосабливаться к ней, скрываясь от глупых сомнений за стеной удобных резонов.
Современный человек всегда куда-то спешит, живёт чужим умом, позволяет манипулировать собой, стремясь к покою обывательского счастья, предпочитает вверять решение главного вопроса «что я ДОЛЖЕН делать?» в нечистые руки «инквизитора». «…"Соблазн хлебами" есть лейтмотив эпох исторического декаданса» (Н. Устрялов). Но вот загвоздка. Чем полнее насыщается этот всепоглощающий соблазн, тем «дальше прельщённые от подлинной удовлетворённости».
В этих условиях сама постановка любой этической (от греч. ethikos – касающийся нравственности) проблемы, особенно проблемы справедливости в кругу подростков представляется самоценной. А решение проблемы… Что ж, пусть ваши наивные, пока ещё неопытные собеседники в максималистской гордыне юности замахнутся на окончательное решение. Подтолкните их к этому шагу. Пусть шагают с разных сторон, пусть видят разные стороны справедливости. Вы можете говорить о справедливости в платоновском смысле, как сумме всех добродетелей вообще. Вы можете говорить о справедливости как высшей ценности, без которой все другие просто бы исчезли. Вы можете говорить о справедливости как мере воздаяния за добро и зло, непреложном законе божественного или земного, материального происхождения, по которому сотворенное однажды зло обязательно обернётся злом ещё большим, полученным в ответ, а добро непременно прирастёт добром. Вы можете говорить о справедливости как метафизической битве добра и зла, финал которой предопределён – торжество добра. Вы можете говорить о справедливости как мечте о должном порядке взаимоотношений между людьми, мечте об обществе, где человек человеку – брат, где «свободное развитие каждого есть условие свободного развития всех». Вы можете говорить о справедливости, как её понимал выдающийся русский философ В.С. Соловьёв (так называемое «отрицательное правило альтруизма») – «не делай другому ничего такого, чего не хочешь получить от других» – это и есть «правило справедливости». (Второе, «положительное правило» – «делай окружающим все то, что сам хотел бы от других» Соловьев назвал «правилом милосердия».) Вы можете говорить о справедливости «автономной», нравственных правилах, устанавливаемых для себя самим человеком. Вы можете говорить о справедливости «гетерономной» (от греч. heteros – иной и nomos – закон), источник которой вне субъекта – в Боге, государстве, моральных нормах. О том, как менялось понимание справедливости на разных этапах развития человеческого общества. О справедливости как юридическом понятии, подразумевающем полное соответствие нашей жизни духу и букве закона. Наконец, главное, о справедливости как жизни по правде, жизни по совести, жизни во благо людей. О справедливости, что выше свободы, что поднимается над эгоизмом, преодолевает его любовью. Вы можете говорить о справедливости как выборе человеком в ряду жизненных ценностей тех нравственных ориентиров, которые требуют от человека максимального напряжения сил, максимальной самоотверженности.
Помочь подростку самоопределиться относительно центральной этической категории; упорядочить смыслы, связанные со словом «справедливость»; генерализировать признаки этого понятия; вписать справедливость в систему других основных ценностных категорий, прежде всего таких, как совесть и правда; попробовать вместе с собеседниками сконструировать различные дефиниции справедливости и тут же, сквозь призму таких «доморощенных» определений взглянуть на окружающий мир; разочароваться в собственных интеллектуальных открытиях, обнаружить неполноту, изъяны имеющихся, наличных точек зрения; тем самым получить стимул к дальнейшим размышлениям о справедливости; познакомить с культурным пониманием справедливости, выработанным в философии, искусстве, религии; убедиться, что справедливость постигается не только разумом, но всей душою и всё равно остаётся вечной загадкой, вечной тайной – вот далеко не полный перечень целей нашего диалога и одновременно общий алгоритм организации беседы.
Предложенная вашему вниманию общая модель проведения занятия требует конкретизации. Поэтому необходимо познакомить вас с одним из возможных продуктивных примеров воплощения этой, пока ещё чисто умозрительной схемы в последовательность практических действий.
1. Постановка проблемы. В результате конвенции (договора, соглашения) подростками должен быть сформулирован и принят к обсуждению серьёзнейший, чрезвычайно глубокий и содержательный вопрос: «Что есть справедливость?», «Что такое справедливость?» Этапами, предшествующими созданию соответствующей проблемной ситуации, служат: чтение заведомо легковесной, провокационно ироничной истории; критика или апологетика главного героя. Уверен, не все ваши собеседники согласятся с бахвальством Серёжи («Какой же я справедливый»), попробуют аргументированно оспорить это категоричное заявление. Может, найдутся и защитники. В общем, начало диалога посвятите оценке поведения проголодавшегося мальчика. Не торопитесь осуждать, лучше попытайтесь реконструировать его логику, поищите оправдывающие доводы. («Серёжа по одному кусочку от всех булочек откусил, всем поровну досталось, разве Серёжу нельзя считать справедливым»). Вам остаётся ждать момента, когда, взвешивая поступок главного героя, ваши собеседники как бы вдруг забудут и о Серёже, и о его проступке, и на авансцену диалога выйдет другая проблема – проблема справедливости («Вот мы думаем, справедливо Серёжа поступил или нет, но чтобы решить, надо понять, что такое справедливость»). Хорошо, если подобное умозаключение сделаете не вы, а дети.
2. Выявление представлений подростков о справедливости. Если прямой вопрос «Что такое справедливость?» покажется вашим собеседникам слишком абстрактным и сложным, снизьте планку наводящими вопросами попроще («Какого человека можно назвать справедливым?», «Сталкивались ли вы с несправедливостью?», «Чем справедливый человек отличается от несправедливого?» и т. д.). Наберите побольше «фактуры», живых примеров, признаков исследуемого понятия.
3. Теперь, прибегнув к конструктивной майевтике, направьте детей на сравнение, обобщение сказанного, попытайтесь прийти к некоему синтетическому, компилятивному определению справедливости, а ещё лучше, нескольким определениям.
4. Самая интересная и значимая с воспитательной точки зрения часть беседы – применение созданных совместно определений к анализу различных аспектов нашей реальной жизни. Ваши определения справедливости должны подвергнуться всестороннему испытанию на прочность. Обязательно обнаружатся «узкие места», несовершенство взглядов, что настоятельно потребует уточнения исходных посылок и предположений. Двигаясь в этой логике, вы задействуете потенциал ещё одного сократического метода организации диалога – деструктивной майевтики.
5. Не забудьте поговорить о функциях и источнике происхождения справедливости. Как правило, единомыслия по этим вопросам среди подростков нет, есть пространство для раздумий и согласования позиций.
6. Особую мировоззренческую остроту диалогу придаст финальный агон (спор). Спровоцируйте его вопросом – чего больше в мире, справедливости или несправедливости? Дайте возможность высказаться всем участникам беседы, сами не оставайтесь равнодушно-безучастными.
7. По ходу диалога обязательно «всплывут» понятия правда, эгоизм, добро, зло и другие – создавайте условия для соотнесения этих понятий с исследуемым – справедливость.