8.2. Империализм: вступление в «психозойскую эру»

Содержательное, революционное переформатирование империализма произошло в эпоху научно-технической революции. Наука действительно стала «непосредственной производительной силой» и в этом качестве была цинично использована сверхмонополиями, транснациональными компаниями (ТНК) в их корыстных интересах.

Империализм вступил в «ПСИХОЗОЙСКУЮ ЭРУ». Почему психозойскую? Ещё Маркс в «Немецкой идеологии» писал о двух сторонах преобразовательной деятельности: «обработка природы людьми» и «обработка людей людьми». Судите сами. Для столяра главным предметом труда («то, на что воздействуют в процессе труда») служит дерево. Для кузнеца – металл. Для хлебопёка – мука. Для ТНК, финансовой олигархии психозойской эры – ведущий предмет труда впервые в человеческой истории почти утратил свою материальную, «вещную» модальность и трансформировался в нечто ментальное, идеальное.

Иначе говоря, в послевоенном мире наибольшую долю прибыли, самую высокую добавленную стоимость стали приносить технологии «обработки людей людьми», влияния на сознание человека, на его психику (отсюда столь экстравагантная дефиниция, придуманная кем-то из психологов: «психозойская эра»).

«Куда иголка, туда и нитка». Где сверхприбыль, там и сверхмонополии. Опыта облапошивания не занимать (одно удержание в повиновении колоний чего стоит). Институциональная структура отлажена. Деньги, кадры – не вопрос. Кому же, как не монополиям воспользоваться «плодами науки»?

Технологии воздействия, манипуляции, спроектированные «яйцеголовыми», высоколобыми спецами, были «мобилизованы и призваны»  политиками, плясавшими под дудку ТНК. «Не так бойся убивающего тело, как убивающего душу». Империализм  научился проникать в душу коварным вирусом СПИДа и подавлять иммунитет души.

Разум, едва успев побыть средством подлинного освобождения, был перекодирован в свою противоположность – разрушительный инструмент порабощения, насилия и господства эгоистичного, стремящегося к нулю меньшинства, возомнившего себя демиургом истории. Чингисхан с Интернетом и атомной бомбой оказался в тысячу раз страшнее Чингисхана с нелепым  телеграфом и в десять тысяч раз страшнее Чингисхана на жалкой мохнатой лошадке.

Воочию сбываются пророчества Ф.М. Достоевского («любимого» писателя А.Б. Чубайса: "Вы знаете, я перечитывал Достоевского в последние три месяца. И я испытываю почти физическую ненависть к этому человеку…» См. "Российская газета", Федеральный выпуск № 3634 от 19 ноября 2004 г.)

Увы, люди не выдержали «соблазна хлебами», поддались на посулы великих инквизиторов из мозговых центров всемирных монополий. За тридцать сребреников пресловутого «комфорта» многие  отдали душу, мечту и надежду.  Человек буржуазного, а затем и обуржуазившегося социалистического общества был взвешен, исчислен, найден слишком лёгким и отменён. На месте Храма вновь воздвигается Вавилонская башня. Одномерный, «трезвый» человек цивилизованного общества шатается из стороны в сторону, валится с ног, как пьяный, готов отдать свободу за тёплое место в  вытрезвителе, «дисциплинарном санатории». Лишь бы санитар из ТНК перестал пугать, допустил до баланды, позволил забыться в тяжёлом алкогольном угаре или в зыбком наркотическом сне. Как страшно просыпаться, пробуждаться. За возможность спать с  губ «одномерного человека» сорвётся всё что угодно, например: «Распни Его».

«Тем, кто ложится спать, спокойного сна». Обывателю до поры позволяют спать. Бунтаря загоняют в изгои, помещают в катакомбы и резервации, а если не помогает – прислоняют к стенке. Джордж Оруэлл с его: «большим братом», тотальным контролем, грубым насилием («распылением»), новоязом, неустанным переписыванием истории, сословным обществом, перманентной войной всех против всех, «пятиминутками ненависти», «закупориванием» сексуального инстинкта... Смыкается («возвращайся, сделав круг»), диалектически дополняется Олдосом Хаксли: вседозволенность, табу на запреты, биоинженерия, раскрепощение сексуального инстинкта, безудержный гедонизм, психотропные средства, купирующие тревогу и страх, «сомы грамм и нету драм», нейро-лингвистическое программирование, насилие мягкое, липкое…

«Кнут и пряник». Кому – кнут, кому – пряник. То кнут, то пряник. Пока не поклонишься кнуту или прянику. Пока страшнее жестокосердного, «прагматичного» («ничего личного») угнетателя не представится свобода как отсутствие кнута и пряника. Пока не забудешь, что ты наделён свободной волей, создан по «образу и подобию».